АНАЛИТИЧЕСКИЕ КОНСТРУКЦИИ С ГЛАГОЛОМ “ДЕЛАТЬ”: ТИПОЛОГИЧЕСКИЙ ОБЗОР

 

 

Т. И. Резникова

Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

tanja_reznikova@mail.ru

 

 

Ключевые слова: грамматикализация, грамматическая семантика, типология, глагольная морфология, аналитическая конструкция, глагол делать, вспомогательный глагол

 

В докладе представлены результаты типологического семантического исследования аналитических конструкций со вспомогательным глаголом, восходящим к лексеме со значением ‘делать’. В ходе грамматикализации рассматриваемый глагол может эволюционировать в показатель с каузативной, аспектуальной, временной, модальной семантикой, становиться средством топикализации, эмфазы, а также участвовать в образовании отрицательных и вопросительных конструкций. Возникновение той или иной семантики обусловлено грамматическими значениями форм, в которых смысловой и вспомогательный глаголы входят в состав аналитической конструкции, а также семантическими особенностями самой лексемы ‘делать’, вступающей в процесс грамматикализации.

 

 

1. Введение

 

В литературе по теории грамматикализации неоднократно указывалось, что источниками грамматических показателей становятся, как правило, единицы с наиболее обобщенным лексическим значением. Именно такой семантикой характеризуется глагол ‘делать’, в самом чистом виде представляющий класс активных переходных глаголов и наиболее абстрактно передающий идею деятельности. Соответственно, закономерным является тот факт, что в различных языках мира глагол со значением ‘делать’ подвергается грамматикализации и типологически частотно выступает в качестве элемента аналитических конструкций.

В настоящем докладе будут рассмотрены возможные грамматические значения конструкций, включающих в свой состав служебный компонент, восходящий к лексеме ‘делать’. Наряду с этим будет сделана попытка проследить семантическое развитие некоторых конструкций и обосновать возникновение определенной семантики в процессе грамматикализации.

 

 

2. Каузатив

 

Одним из наиболее известных и распространенных значений грамматического показателя, восходящего к глаголу ‘делать’, является каузатив. Каузативные конструкции с глаголом ‘делать’ представлены, в частности, в романских, английском, корейском, австронезийских (ачин, ялаю, тигак, япесе), северно-америндских (хакальтек, цоциль, диегеньо), нигеро-конголезских (ваи, иджо, йоруба, нони, бабунго, эвондо), трансновогвинейских (амеле, орокаива, кобон), нило-сахарских (туркана), австралийских (нгаринин) языках (см. [1]).

Развитие каузативной семантики, типологически регулярно представленное у глаголов со значением ‘делать’, легко поддается объяснению. Каузативная ситуация S_k отличается от обычной ситуации Sналичием каузирующего субъекта X_k, который выполняет некоторое действие A, побуждающее к осуществлению S. Для выражения каузативного значения язык должен, помимо введения в структуру предложения каузирующего субъекта X, каким-то образом обозначить это неопределенное действие А. Для этой цели многие языки естественным образом используют глагол, в самом общем виде передающий идею действия – глагол ‘делать’.

Такую семантическую мотивацию подтверждает и диахронический анализ синтаксической структуры каузативных конструкций. Обороты с глаголом ‘делать’ часто восходят к сложным предложениям – с подчинительной или сочинительной связью. Главная часть сложноподчиненного или первая часть сложносочиненного предложения при этом обозначает действие каузирующего субъекта и имеет вид ‘X_k делает (что-л.)’, а придаточная или вторая часть выражает каузируемое действие (событие, состояние) S.

В случае сложноподчиненной связи источником каузативной конструкции могут быть:

• предложения с придаточным образа действия (Х_k делает (так), что S): из этой конструкции развивался, например, английский каузативный оборот, состоящий из личной формы глагола make и инфинитива. C нач. XI в. в источниках встречаются примеры следующего рода [2: 172]:

(1)   древнеанглийский:
he gemacode        ða        Þaet    fyr       come               ufan     swilce of heofenum
Он сделал              тогда    что       огонь   приходить       сверху  как       из небо
‘Он сделал тогда так, что огонь сошел сверху, как будто с неба’;

• предложения с целевым придаточным (Х делает (что-л.), чтобы S): подобная конструкция используется, например, в языке ялаю (Новая Каледония) [1: 53]:

(2) ялаю:
na              waa      vε -     ə
3SG           делать  чтобы  хороший
‘Он его улучшает’.

Для выражения каузативного значения конструкции сходного типа используются также в языке эвондо (<банту) [1: 67].

Каузативное значение выражается при помощи сложносочиненной конструкции (Х делает (что-л.), и S), например, в языке нони (<бане) [1: 42]:

(3) нони:
me ŋgè-é               ε                      wan                  bee-lè
я делать-Progr       и(затем)           ребенок           плакать-Progr
‘Я довожу ребенка до слез (в настоящий момент)’.

Сходный тип каузативной конструкции с глаголом ‘делать’ представлен в языках орокаива (<бинандере), диегеньо (<хокальтекские) и туркана (<нилотские) [1: 37-41].

Грамматикализация сложных предложений с каузативным значением идет по пути уменьшения степени независимости двух входящих в его состав клауз. Проявлениями этого процесса являются:

• выпадение союза: на первой стадии грамматикализации утрачивается сочинительный или подчинительный союз, связывающий две части сложного предложения. Так, каузативная конструкция языка ялаю находится в переходной стадии: союз со значением ‘чтобы’ может употребляться в каузативной конструкции, о чем свидетельствует пример (2). Однако он может и опускаться [1: 53]:

(4) ялаю:
na              bɔri                waa                 aʔraʔ-re
3SG           затем               делать              есть-3Pl
‘Затем она накормила их’.

Результат данной стадии развития каузативной конструкции можно представить в виде следующей схемы:

NP_sub1 делает NP_sub2 VP,

где NP_sub1 – каузирующий субъект, кодируемый как подлежащее при глаголе делать, а  NP_sub2 – каузируемый субъект, кодируемый как подлежащее при глагольной группе VP, обозначающей каузируемое действие;

• кодирование субъекта придаточной/второй части (каузируемого субъекта) как дополнения при глаголе ‘делать’ - сказуемом главной/первой части сложного предложения. Так, разные стадии грамматикализации представлены в двух диалектах языка тви (<ква) [1: 45]:

(5) тви (диалект аквапим):
wo-mã                   o-kòe
они-сделали          он-ушел

(6) тви (диалект акем):
wo-mãã                 no                    kore
они-сделали          3Sg.Obj            ушел

‘Они заставили его уйти’.

Если в диалекте аквапим актант, обозначающий каузируемый субъект, кодируется как подлежащее при глаголе ‘уходить’, то в диалекте акем он является дополнением глагола ‘делать’. Таким образом, в случае диалекта акем уже можно говорить о выражении каузативной конструкции, восходящей к сложному предложению, при помощи простого предложения.

Результат данной стадии развития каузативной конструкции можно представить в виде следующей схемы:

NP_sub1 делает NP_оb1 VP.

В языке может существовать одновременно два способа выражения каузативного значения: синтетический и аналитический с глаголом ‘делать’. В этом случае синтетический способ используется для выражения контактной, а аналитический - дистантной каузации. Так, в корейском каузатив может образовываться суффиксально или аналитически – при помощи глагола hata (‘делать’) и подчинительного союза key (‘чтобы’) [3: 117]:

(7) корейский:
a) ku          salam-i             namca              tases-myeng-ul cwuk-i-ess-ta
Def            человек-Subj    мужчина          пять-Cl-Obj      умирать-Caus-Past-SE
‘Этот человек убил пятерых мужчин’.

1. b) ku salam-i namca              tases-myeng-ul              cwuk-key-hay-
   Def            человек-Subj    мужчина          пять-Cl-Obj                  умирать-чтобы-делать-

ss-ta
Past-SE
‘Этот человек стал причиной смерти пяти мужчин’.

(Cl=classifier; SE=sentence ender)

В примере (7а) субъект (salami) является непосредственным исполнителем действия, тогда как в примере (7b) он является каузатором, но не исполнителем действия.

Аналогичную разницу в значениях можно наблюдать и в языке иджо (<нигеро-конголезские) [1: 88]:

(8) иджо:
a) áràú       tọbọú             búnụ-mọ-mị
она            ребенок           спать-Caus-Asp
‘Она уложила ребенка спать’.

1. b) áràú tọbọú mìẹ                 búnụ-mọ-mị
   она            ребенок           делать              спать-Caus-Asp
   ‘Она усыпила ребенка’.

Если в языке существует несколько глаголов со значением ‘делать’, то выбор того из них, который может стать показателем каузатива, не произволен. Выше уже обсуждалась семантическая мотивация развития каузативного значения у глагола ‘делать’. Важно, что в результате неопределенного каузирующего действия, обозначаемого глаголом ‘делать’, возникает новая ситуация. Поэтому в языках мира наблюдается тенденция развития каузативного значения у глаголов, обозначающих производство некоторого нового объекта, возникающего в результате описываемой деятельности и не существующего вне ее (см. подробнее [4]). Примером могут служить английские глаголы make и do: глагол make используется для обозначения деятельности, результатом которой является возникновение нового объекта, и именно он в современном языке участвует в образовании каузативной конструкции. Однако нужно отметить, что для того, чтобы стать источником грамматического показателя, глагол должен быть употребительным в языке и обладать достаточно обобщенным значением. Если эти параметры не учитываются, то гипотеза о семантической обусловленности грамматикализации в функции каузативного показателя глаголов со значением, близким английскому make, сразу может быть опровергнута множеством контрпримеров. Самый очевидный из них готовит уже сам английский язык: в древнеанглийском для выражения каузативного значения использовалась перифраза с глаголом don, от которого и происходит современный глагол do. Аналогичную картину можно наблюдать и в немецком языке XI-XII вв.: здесь в качестве показателя каузатива использовался глагол tuon. Нужно, однако, заметить, что в древнейших дошедших до нас письменных источниках в качестве глагола, наиболее обобщенно выражающего идею деятельности, используется именно tuon [5: 26]. В древнеанглийских текстах лексема macian, к которой восходит make, практически  не встречается [2: 166]. В немецких источниках этого периода глагол machonявляется довольно частотным, однако он сохраняет еще изначальное конкретное значение – ‘соединять, связывать’ (именно такую семантику восстанавливают для индоевропейской праосновы  *mag-m-u) [5: 25-26]. Постепенно развиваясь в сторону абстрактизации своей семантики, употребляясь во все более широком наборе контекстов, глагол machon приобретает значение производящей деятельности и, соответственно, постепенно вытесняет tuon из каузативных контекстов. В результате к концу XIV в. конструкция с tuon уже выходит из употребления. Этот же процесс имел место и в истории английского языка. Можно предположить, что раннюю стадию аналогичного явления на материале современных языков можно наблюдать в корейском, где глагол mantulta, обозначающий производящую деятельность, начинает употребляться наряду с hata (ср. пример (7)) в каузативной конструкции. Проблема влияния лексического значения глагола ‘делать’ на семантику возникающей при его участии аналитической конструкции будет обсуждаться и в ходе дальнейшего изложения.

 

 

3. Аспектуально-темпоральные значения

 

Одним из распространенных результатов грамматикализации конструкций с глаголом ‘делать’ являются значения имперфективной аспектуальной области.

Дуративное значение выражает конструкция со вспомогательным глаголом daun в восточно-нижненемецком диалекте:

(9) вост.-нижненемецкий диалект:
e    da:it                             jets       wurscht            e:tn
он  делать(3Sg.Pres)          сейчас  сосиска            есть
‘Он ест сосиски (в настоящий момент)’.

В южном барасано (<тукано) дуратив глагола ‘делать’ образуется синтетически, для остальных глаголов используется аналитическая форма, состоящая из дуративной формы глагола ‘делать’ и личной формы смыслового глагола [6: 20]:

(10) южный барасано:
a) cani-râ               ya-ma
спать-Pl                 делать(Dur)-они
‘Они спят (в настоящий момент)’.

1. b) ba-go ya-mo
   есть-Fem.Sg делать(Dur)-она
   ‘Она ест (в настоящий момент)’

Аналитические конструкции с дуративным значением образуются при помощи глагола ‘делать’ также в языках ванимо (<ско) [7], навахо (<атапаскские) и усаруфа (<языки Восточного Нагорья) [8].

Хабитуальное значение приобрела конструкция с глаголом ‘делать’ в диалекте английского языка, распространенном в Южной Ирландии. Семантическое различие между предложениями He does see илиHe does be, с одной стороны, и, соответственно, He sees или He is – с другой, заключается в том, что в предложениях со вспомогательным глаголом do подчеркивается регулярный характер осуществляемого действия. Показательно употребление рассматриваемой формы в контекстах, наиболее типичных для хабитуалиса [9: 24]:

(11) ирландский диалект английского:
a) Its a terror what people do do.
‘Поступки, которые порой совершают люди, ужасны’.

1. b) I do be at my lessons every evening from 8 to 9 o’clock.
   ‘Каждый вечер с 8 до 9 часов я бываю на занятиях’.

Аналогичная конструкция встречается и в некоторых креольских языках западной Атлантики (гула, гайанский, языки островов Тринидад и Тобаго, Гренада и др.). Отличие заключается лишь в том, что здесь в качестве показателя хабитуалиса грамматикализовалась застывшая форма глагола ‘делать’ – doz, которая употребляется независимо от лица субъекта [10: 183]:

(12) гула:
But I doz go to see people when they sick.
‘Но я хожу навещать людей, когда они болеют’.

Примечательно, что в некоторых креольских языках этого же региона показателем хабитуалиса является присоединяемая к глаголу морфема -s, например, в языке о. Саба [11: 154]:

(13) сабанский:
The Chinese drinks plenty tea.
‘Китайцы пьют много чая’.

Эта же форма засвидетельствована и в письменно зафиксированной речи американских негров 30-х гг. [11: 152], тогда как современные варианты характеризуются конструкцией с doz [12]. Можно предположить, что в креольских языках Западно-Атлантического региона развитие идет от синтетизма к аналитизму: формы с хабитуальным показателем -s выходят из употребления, им на смену приходят аналитические конструкции, состоящие из синтетической хабитуальной формы глагола ‘делать’ и инфинитива смыслового глагола (ср. дуративные конструкции в южном барасано (10)). Именно этим и объясняется застывшая форма doz в составе аналитической конструкции с хабитуальным значением.

Глагол ‘делать’ развился в показатель хабитуалиса в южных диалектах немецкого языка, а также в одном из диалектных вариантов голландского [13: 463].

Аналитическая конструкция с итеративной семантикой образуется при помощи глагола ‘делать’ в осетинском языке. Она включает в свой состав личную форму вспомогательного глагола и причастие прошедшего времени множественного числа. Итеративное значение часто совмещается с оценочной семантикой интенсива: кæстытэ кэнын (разглядывать, осматривать) от кæсын (смотреть), фæрстытæ кæнын (расспрашивать) от фæрсын (спрашивать).

До сих пор речь шла о конструкциях с имперфективным значением, то есть представляющих действие или последовательность одинаковых действий в процессе их осуществления. Однако глагол ‘делать’ может использоваться для обозначения совершенного, уже осуществившегося действия.

По нашим данным, перфектной семантикой характеризуются конструкции с глаголами adärrägä (делать) и alä (говорить/делать) в амхарском языке. Так, от корня RGB (слабеть, становиться слабым) образуется форма rägäbb alä (он ослабел, он теперь совсем слабый), от SF (шить) – säfa adärrägä (он сшил). (Adärrägä, alä – формы 3^его лица единственного числа мужского рода, традиционно называемые в грамматиках перфектными, хотя в современном языке они практически утратили перфектную семантику. Эти формы выступают в амхарском, как и в других семитских языках, в качестве исходной формы глагола. Глагол adärrägä используется для образования перфектной формы с переходным значением, alä – с непереходным.)

Аналогичные конструкции образуются в рассматривавшихся выше креольских языках западной Атлантики. В качестве перфектного показателя здесь выступает форма don, восходящая к пассивному причастию прошедшего времени от глагола do [14: 244]:

(14) Креольский Тринидада:
I don say that already.
‘Я уже сказал это’.

В гайанском креольском конструкция с don как отмеченная перфектной семантикой противопоставлена конструкции с bin – показателю, восходящему к глаголу ‘быть’ [14: 243]:

(15) Гайанский:
(a) Mi bin se da.
‘Я сказал это (когда-то и, возможно, уже не хочу этого повторять)’.

(b) Mi don se da.
‘Я сказал это (и по-прежнему остаюсь при своем мнении)’.

Семантика перфекта включает в себя не только аспектуальный, но и таксисно-временной компонент [15: 299]. Образовавшись как перфектный перифрастический оборот (ср. дуративные конструкции в южном барасано (10), хабитуальные в сабанском (13) и др.), рассматривавшаяся выше конструкция с don  в некоторых языках развивается в сторону таксисного значения, употребляясь в контекстах, обозначающих предшествование не только настоящему моменту, но и любому другому действию [14: 241]:

(16) джагватаак
a) Bai taim mi lef de fu kom hee som a dem don marid.
‘К тому времени, когда я уехал оттуда и приехал сюда, некоторые из них уже поженились’.

1. b) Afta yu don milk da, yu go tu de neks wan.
   ‘После того, как ты подоишь эту, ты перейдешь к следующей’.

В качестве показателя предшествования использовался глагол ‘делать’ и в ряде мертвых восточно-иранских языков. Так, в хотанском аналитическую конструкцию составляло пассивное причастие прошедшего времени смыслового глагола в сочетании с личной формой глагола yan- [16: 281]:

(17) хотанский:
ttarandaru              mä       paţhutāndä                   kuī                  
тело(Acc.Sg.Masc) мой      жечь(3Pl.Perf.Trans)    когда.его

paţhutu                              yädandä                                   ttītä      vara    
гореть(PP.Acc.Sg.Nt)         делать(3Pl.Perf.Trans)             тогда    там

balsa                                 padandāndä
ступа(Acc.Pl.Masc)            строить(3Pl.Perf.Trans)
‘Они сожгли мое тело. После того, как они сожгли его, они построили там ступы’.

(PP=past participle)

Сходная конструкция засвидетельствована и в согдийском языке: причастие прошедшего времени + форма глагола wn-. Ее употребление связано с временными придаточными, вводимыми союзом č’n’kw(когда): она указывает на предшествование описываемой ситуации событиям главного предложения, которые при этом могут относиться как к прошедшему, так и к будущему времени [17: 60].

Итак, были описаны аналитические конструкции, в которых глагол ‘делать’ используется для указания на действие как уже совершенное по отношению к некоторому моменту (моменту речи или времени другого действия).

Отмеченный на примере креольских языков переход перфектного показателя в таксисный является проявлением общей тенденции эволюции аспектуальных граммем во временные, характерной и для аналитических конструкций с глаголом ‘делать’. Если конструкции, представляющие действие как совершенное к некоторому моменту времени, развиваются в сторону показателей прошедшего времени, то рассмотренные выше имперфективные перифразы (дуратив, хабитуалис, итератив), указывающие на действие или последовательность одинаковых действий, которые находятся в процессе осуществления,логичным образом эволюционируют в граммемы презенса. Так, именно в этом направлении идет развитие дуративной конструкции с глаголом daun в восточно-нижненемецком диалекте (9). Вспомогательный глагол употребляется уже не только в дуративных контекстах, его использование становится средством избежать спряжения основного глагола в настоящем времени. Таким образом, ‘делать’ эволюционирует в показатель презенса [18: 116].

Мы рассмотрели различные аспектуально-темпоральные значения, которые могут выражать аналитические конструкции с глаголом ‘делать’. Возникает правомерный вопрос: почему грамматикализация глагола ‘делать’ в разных языках дает столь многообразные результаты? С одной стороны, дуратив, с другой – перфект; настоящее время – с одной стороны, прошедшее – с другой? Или, если переформулировать вопрос: какие факторы влияют на семантику возникающей в языке аналитической конструкции?

Во-первых, как можно догадаться уже из предыдущего изложения, это форма самого глагола ‘делать’. Для образования дуративной перифразы в южном барасано употребляется синтетическая дуративная форма глагола ‘делать’ (10), для выражения перфектной семантики в амхарском – исторически перфектные формы соответствующих глаголов. Даже в пределах одного языка могут развиться две конструкции разной семантики, включающие в свой состав один и тот же глагол в разных формах, как было показано на примере креольских языков (хабитуальная перифраза с doz (12) и перфектная – с don (14-15)).

Во-вторых, значение возникающей аналитической конструкции отчасти зависит от формы, в которой смысловой глагол входит в ее состав. Так, в случае рассмотренной осетинской перифразы существенным для итеративной семантики является тот факт, что причастие основного глагола сочетается с ‘делать’ в морфологически маркированной форме множественного числа.

В-третьих, важным фактором для определения пути, по которому может пойти грамматикализация, являются семантические особенности самой лексемы ‘делать’. Выше проблема взаимосвязи лексического значения глагола-источника и семантики возникающей аналитической конструкции обсуждалась в связи с показателями каузатива. Существенным этот параметр оказывается и для аспектуально-темпоральной семантики. В образовании конструкций с имперфективным значением участвуют глаголы, ориентированные на представление действия как процесса, ‘делать’ в этом смысле – это ‘заниматься чем-л., быть занятым чем-л., быть вовлеченным в какую-л. деятельность’. Формальным показателем наличия этого семантического компонента в значении глагола является возможность его употребления в вопросе об актуальном занятии кого-л. (Что ты сейчас делаешь? / Что ты здесь делаешь?).

В образовании конструкций с перфектной семантикой или таксисным значением предшествования участвуют глаголы, важным компонентом в лексическом значении которых является идея результата, ‘делать’ в этом смысле – это ‘выполнять, совершать’. Формальным тестом на наличие у глагола этой семантики является возможность его употребления с такими существительными, которые в сочетании с ним образуют глагольную группу, обозначающую предельное действие (делать уроки, совершать путешествие).

Английский глагол do вбирает в себя оба рассмотренных значения. Приведем пример его употребления в обоих типах контекстов:

(18) английский:
a) What are you doing now? / What are you doing here?
b) to do one’s homework, to do a journey

Соответственно, глагол do может грамматикализоваться как в имперфективных, так и в перфектном или таксисном значениях.

Немецкий глагол tun обозначает действие как процесс, но не имеет семантики выполнения, совершения:

(19) немецкий:
a) Was tust du gerade? / Was tust du hier?
b) *die Hausaufgabe tun, *eine Reise tun

Соответственно, глагол tun, грамматикализуясь в дуративном и хабитуальном значениях, не может становиться показателем перфекта. Его несовместимость с перфектной семантикой отражается и на правилах его употребления в предложениях со смысловым глаголом в первой позиции, о которых речь пойдет ниже (см. раздел 5).

Таким образом, несимметричность в лексических значениях глаголов do и tun проявляется не только в разных ограничениях на сочетаемость, но и в различии возможных путей грамматикализации.

 

 

4. Модальные значения

 

К модальным значениям ирреальной семантической области, которые могут выражаться аналитическими конструкциями с глаголом ‘делать’, относится, во-первых, дезидератив. Перифраза с глаголом ‘делать’ используется для выражения пожелания, воли субъекта, например, в папуасском языке усаруфа (<языки Восточного Нагорья) [19: 295]:

(20) усаруфа:
nanaa                    onune
есть(Fut)                делать(Fut.1Sg.Indic)
‘Я хочу есть’.

Если в усаруфа для выражения дезидеративного значения глагол ‘делать’ ставится в форму будущего времени индикатива, то в некоторых диалектах немецкого языка для передачи этой же семантики используется конъюнктивная форма вспомогательного глагола tun:

(21) швабский диалект:
i     han                              hunga, i           dääd                gern                 esə
я    иметь(1Sg.Pres.)          голод   я          делать(Conj)    охотно             есть
‘Я голоден, я бы поел’.

Соответственно, от формы вспомогательного глагола зависит категоричность выражаемого пожелания: будущее время используется для более жесткого волеизъявления, конъюнктив – для  более мягкого высказывания.

Эта же конструкция (конъюнктивная форма глагола tun + инфинитив) в некоторых диалектах выражает кондициональную семантику [18: 54]:

(22) нижненемецкий диалект:
Wenn          ’n                     dat       doon                dee,                  dennso kunn                
если           неопр.мест.     это       делать              делать(Conj)    тогда    мочь(Conj)      

darn           groot                Mallöör            för        den                              Hannel            un
в-этом       большой          несчастье         для       Def.Acc.Sg.Masc          торговля          и

de                          Sekerheit          vun       dat                   Königriek         birutsuurn
Def.Acc.Sg.            безопасность   Prep     Def.Nt              королевство    возникать
‘Если бы это осуществили, то это могло бы неблагоприятно сказаться на торговле и безопасности королевства’.

Рассматривавшаяся ранее в связи с обсуждением таксисной семантики восточно-иранская конструкция, включающая личную форму глагола ‘делать’ и причастие прошедшего времени, используется и для передачи поссибилитивного значения, то есть для выражения способности субъекта осуществить некоторое действие [16: 279]:

(23) хотанский:
ne              balysu                          jsīdu                                        yanīndä
не              Будда(Acc.Sg.Masc)     обманывать(PP.Acc.Sg.Nt)      делать(3Pl.Pres)
‘Они не могут обмануть Будду’.

Бенвенист отмечает, что данная конструкция встречается в основном в отрицательных контекстах, и объясняет ее семантическое развитие особенностями лексического значения вспомогательного глагола, которое он представляет как ‘совершать, достигать’. Исходя из этого предложение ‘Он не достиг того, чтобы вылечить больного’ равносильно предложению ‘Он не смог вылечить больного’ [17: 63]. Таким образом, ответственной за развитие поссибилитивного значения является семантика совершения, выполнения, которая выше рассматривалась как необходимый компонент для развития перфектного или связанного с ним таксисного значения предшествования.

Конструкция с поссибилитивным значением представлена и в усаруфа [19: 295].

До сих пор рассматривались конструкции, выражающие ирреальную модальность. Из оценочных модальных значений перифрастическими оборотами с глаголом ‘делать’ может передаваться интенсив. Ни для одной из обнаруженных нами конструкций интенсив не является единственным значением. Выше на примере осетинского языка была показана возможность совмещения интенсивной и итеративной семантики. Значение интенсива может сочетаться и с каузативом. Так, в амхарском языке глагол adärrägä, при помощи которого, как обсуждалось в разделе 3, образуется переходная конструкция с перфектным значением, в сочетании с формой непереходного глагола выступает как показатель каузатива: например, от корня FSS (литься) образуется форма fäsäss adärrägä (он полил). В сочетании же с формой переходного глагола, не изменяя диатезы основного глагола, adärrägä может использоваться для обозначения интенсива: так, от корня KFT (открывать) образуется форма kəfətt adärrägä (он открыл настежь / он открыл с трудом, приложив усилия’).

Семантика интенсива предполагает определенное подчеркивание, усиление, выделение действия, что сближает ее с центральной идеей эмфатических конструкций.

 

 

5. Эмфаза и топикализация

 

Известным примером эмфатической аналитической конструкции, включающей в свой состав глагол ‘делать’, является английская перифраза следующего типа:

(24) английский:
You do look nice today.
‘Ты сегодня действительно хорошо выглядишь’.

Сходная конструкция представлена и в айнском языке [20: 210]:

(25) aйнский:
nitan          apkas   a          ki                     wa…
быстро       идти    мы       делать              и
‘Мы действительно быстро шли и…’.

Как в английском, так и в айнском глагол ‘делать’ является средством выделения истинностного значения высказывания. При этом в айнском в эмфатическом центре может находиться как утверждение, как в приведенном примере (25), так и отрицание [20: 210]:

(26) айнский:
ku              iruska              ka        somo    ki
я                сердиться        RP       не        делать
‘Я действительно не сердился’.

(RP=restrictive postposition)

Эмфатическое отрицание выражается конструкцией, аналогичной используемой для эмфатического утверждения, с той лишь разницей, что при отрицании добавляется отрицательная частица somo, которая употребляется и при стандартном (невыделенном) отрицании. Соответствующая конструкция в английском (глагол ‘делать’ + отрицательная частица) не несет на себе эмфатической функции и является стандартным (и единственным) способом выражения отрицания.

Необходимость выделения, подчеркивания какого-л. смысла часто возникает в контексте противопоставления его чему-л. Поскольку в рассмотренных конструкциях выделяется истинностное значение высказывания, то именно оно становится объектом противопоставления:

(27) английский:
She thinks that I don’t love her but I do love her.
‘Она думает, что я не люблю ее, но я ведь люблю ее’.

В валлийском языке эмфатическая конструкция также образуется при помощи глагола ‘делать’, но при этом экспрессивное выделение относится к смысловому глаголу, соответственно, противопоставлению подвергается обозначенное глаголом действие [21: 327]:

 

(28) валлийский:
сerdded      a          wnaeth                        nid       rhedeg
идти(VN)   Part      делать(3Sg.Past)          не        бежать(VN)
‘Он шел, а не бежал’.

(VN=verbal noun, Part=particle)

Интересно, что и валлийская, и английская конструкция в диахроническом аспекте имеют один и тот же семантический источник: обе перифразы (каждая со своим синтаксисом) на предшествующем современному этапе развития были синонимичны соответствующим синтетическим формам, которым теперь они противопоставлены по признаку выделенности определенного компонента смысла. Тот факт, что параллельное развитие привело к разным результатам, может объясняться различным порядком слов в рассматриваемых конструкциях двух языков. В английской конструкции порядок слов соответствует базовому для данного языка (SAuxVO). Валлийская перифраза задает порядок VAuxSO при базовом AuxVSO. Таким образом, глагол находится в синтаксически маркированной (при наличии вспомогательного глагола) первой позиции, что создает предпосылки и для его семантического выделения. Подтверждением такой мотивации является история развития аналогичной конструкции в северных диалектах валлийского языка [21: 327]. Здесь вспомогательный глаголом ‘делать’ стоит на первом месте в предложении, смысловой глагол следует за ним, то есть порядок слов соответствует базовому. Соответственно, развития эмфатического значения, связанного с выделением глагольного действия, не произошло. Описываемые северно-валлийские конструкции с глаголом ‘делать’ являются нейтральными в отношении эмфазы, они по-прежнему синонимичны синтетическим формам глагола, но постепенно вытесняют их из употребления, становясь единственным показателем глагольного спряжения.

Нестандартное в отношении базового порядка слов вынесение глагола на первое место может приводить к его смысловой выделенности и в немецком языке. По правилам немецкого синтаксиса вторую позицию в повествовательном предложении должна занимать финитная форма глагола. Если основной глагол выносится на первое место, то вторая позиция должна заполняться финитной формой какого-л. другого глагола. Эту функцию и выполняет глагол tun:

(29) немецкий:
– Seit         wann    tanzt                            er?       – Du     hast                  was
начиная-с  когда   танцевать(3Sg.Pres)     он        ты        Aux(2Sg.Pres)   что-то 

verwechselt.           Singen tut                               er,        nicht    tanzen.
путать(Perf)           петь     делать(3Sg.Pres)          он        не        танцевать
‘– Когда  он начал танцевать? – Ты что-то напутал. Он поет, а не танцует’.

Однако эта конструкция (инфинитив глагола на первом месте в предложении + личная форма глагола tun) может ассоциироваться не только с выделением глагольного действия, его противопоставлением другому действию: она же является средством оформления глагола как топика предложения. Интонационное выделение инфинитива, характерное для эмфатического употребления конструкции, здесь отсутствует:

(30) немецкий:
– Wer         kocht                            bei       euch?   – Kochen          tut
кто            готовить(3Sg.Pres)       у          вы(Dat)  готовить        делать(3Sg.Pres)         

unsere                    Bedienung.
наш(Nom.Fem)      домработница
‘Кто у вас дома готовит? – Наша домработница’.

Несмотря на все большее распространение данной конструкции, которая, будучи диалектной по происхождению, становится сейчас элементом стандартного языка (в отличие от всех перифраз с tun, рассмотренных ранее), она имеет ограничения в употреблении, связанные с семантикой глагола tun, обсуждавшейся в разделе 3. При значительной частотности в хабитуальных и дуративных контекстах конструкция с tun недопустима в перфектных:

(31) немецкий:
– Hast        du        schon   bezahlt?
Aux(2Sg)    ты        уже      платить(Perf)
‘– Ты уже заплатил?’

– *Ja,         bezahlen           habe                ich       schon               getan
  да            платить           Aux(1Sg)          я          уже                  делать(Perf)

– *Ja,         bezahlen           tat                    ich       schon.
  да            платить           делать(Praet)    я          уже

Глагол ‘делать’ является показателем топикализации и в бретонском языке [22]. Аналогичные конструкции характерны для голландского [13: 462] и шведского языков.

Эмфатическая функция глагола ‘делать’ может проявляться не только на уровне предложения, но и на уровне дискурса. Перифразы с do в английских текстах XVI-XVII вв. большинство исследователей считает абсолютно синонимичными соответствующим финитным формам смыслового глагола. Однако, по наблюдениям Д. Штайна, в пределах одного текста аналитические конструкции с do распределены крайне неравномерно: все они, как правило, сосредотачиваются в тех его частях, которые представляются важными, ключевыми для повествования в целом [23]. Таким образом, глагол ‘делать’ выполняет здесь функцию дискурсивного маркера, выделяющего наиболее существенные элементы семантической структуры текста.

 

Отрицательные и вопросительные конструкции

 

Как и в случае перифразы с эмфатическим значением, самый известный пример использования глагола ‘делать’ для образования вопросительной и отрицательной конструкций представлен в английском языке:

(32) Английский:
a) Do you speak French?
‘Вы говорите по-французски?’

1. b) Where do you go?
   ‘Куда вы идете?’
2. c) I do not speak French.
   ‘Я не говорю по-французски’.

Глагол ‘делать’ не является при этом единственным показателем вопроса или отрицания. В вопросительной конструкции наряду со вспомогательным глаголом к средствам выражения относится интонация (как в (32а)) или вопросительное местоимение (как в (32b)). В языке юте (<юто-ацтекские) в качестве показателя некоторых типов вопросов (о внешней/внутренней причине или образе действия) также выступает вопросительное местоимение, которое присоединяет к себе показатель, восходящий (по одной из версий Т. Гивона) к глаголу ‘делать’ [24: 231]:

(33) Юте:
’aĝá-ni-vąąni         sivąątu-ci         paxá-vaani
WH-делать-Fut      козел-Obj         убивать-Fut
‘Почему он убьет козла?’

Английскую отрицательную конструкцию образуют глагол do в сочетании с отрицательной частицей not. Семантическая интерпретация конструкции, предложенная в [25], основана на гипотезе, согласно которой глагол do представляет собой двухместный предикат ‘быть вовлеченным в’, аргументами которого являются именная группа агенса и глагольная группа основного предиката. Напомним, что этот семантический компонент рассматривался нами и в качестве предпосылки грамматикализации глагола ‘делать’ в показатель с имперфективным значением.

Отрицательная конструкция, в образовании которой участвуют отрицательная частица и глагол ‘делать’, представляет собой довольно распространенное явление. Так, в корейском отрицание может выражаться двумя способами:

• отрицательной частицей ani, стоящей перед глаголом;
• частицей ani в сочетании с глаголом hata (‘делать’), к основному глаголу при этом присоединяется показатель номинализации -ci [26: 670-671]:

(33) корейский:
a) ai-ka                  ani       ca-n-ta
ребенок-Subj         не        спать-Pres-SE

1. b) ai-ka ca-ci ani       ha-n-ta
   ребенок-Subj         спать-Nmnlz    не        делать-Pres-SE
   ‘Ребенок не спит’.

Конструкция с частицей является более древним способом выражения отрицания. Перифраза с глаголом hata появляется в текстах начиная с XVI в., и на современном этапе развития языка она является более распространенной формой отрицания. В отличие от простого отрицания с ani, которое невозможно в контексте глаголов определенной морфологической структуры, конструкция с hata не имеет ограничений в своем употреблении [26]. Таким образом, аналитическая отрицательная форма постепенно вытесняет простой способ выражения рассматриваемого значения при помощи отрицательной частицы. Корейская отрицательная конструкция обнаруживает некоторые параллели в своем развитии со своим английским аналогом. В истории английского языка также имели место переход от препозитивного к постпозитивному отрицанию, появление в отрицательной конструкции глагола ‘делать’ и, соответственно, утрата спряжения смыслового глагола. Однако в английском аналитическая конструкция с глаголом ‘делать’ уже утвердилась для большинства глаголов как единственный способ выражения отрицания. В корейском же этот процесс еще не завершен.

Глагол ‘делать’ используется в некоторых отрицательных конструкциях лезгинского языка. Если в английском конструкции с do употребляются для отрицания финитных глагольных форм, то в лезгинском, напротив, аналитические формы характерны при отрицании нефинитных форм. Отрицание финитных форм осуществляется при помощи суффикса -č (напр., guzwa (дает) – guzwač (не дает), соответственно, отрицание помещается после глагола. Для отрицания нефинитных форм ранее использовался префикс t-, однако в современном языке он сочетается лишь с ограниченным классом глаголов, количество которых постоянно сокращается. Для остальных глаголов используется перифрастическая конструкция, состоящая из масдара или основы смыслового глагола и синтетической отрицательной формой глагола awun(делать): katun (бежать) – kat tawun (не бежать) [27: 133-6]. Возможно, развитие от префиксальной к аналитической отрицательной конструкции при нефинитных формах глагола объясняется общей тенденцией языков к постпозитивному способу выражения отрицания, которая выше прослеживалась на примере корейского языка и проявления которой можно наблюдать в целом ряде других алтайских языков [26: 696-8]. Эта тенденция объясняет и сохранение синтетического способа выражения отрицания финитных глагольных форм.

Наряду с выше рассмотренными языками глагол ‘делать’ участвует в образовании отрицательной конструкции в нанайском (тунгусо-маньчжурские), а также в ряде трансновогвинейских языков: кунимаипа, корафе, яреба, капау, менья, суена, сирои (см. [28]).

Заключение

 

Итак, были рассмотрены грамматические значения, для выражения которых может использоваться аналитическая конструкция, включающая в свой состав глагол ‘делать’. За рамками настоящего исследования остались так называемые сложные, или составные глаголы. Передавая в чистом виде идею глагольного действия, не осложненную дополнительными семантическими оттенками, относясь к области слово-, а не формообразования, составные глаголы представляют собой особый тип аналитических конструкций, который должен стать предметом отдельного исследования.

В работе на примере различных грамматических семантических зон было показано, какие факторы влияют на развитие того или иного значения. Особое внимание было уделено тому, как особенности лексического значения глагола ‘делать’ предопределяют возможные пути его грамматикализации. Так, исследованный языковой материал позволяет предположить, например, что развитие каузативного значения возможно при наличии в семантической структуре глагола ‘делать’ компонента ‘создавать что-л.’, а для возникновения дуративной или хабитуальной семантики одним из значений исходного глагола должно быть ‘заниматься чем-л., быть занятым чем-л., быть вовлеченным в какую-л. деятельность’.

История грамматикализации глагола ‘делать’ в разных языках представляет собой непрерывное доказательство того, что в языке не может продолжительное время существовать двух форм, абсолютно синонимичных друг другу. В настоящей работе упоминались отдельные случаи, когда некоторое грамматическое значение выражается как синтетически, так и аналитической конструкцией с глаголом ‘делать’. Эта ситуация может возникать в результате различных процессов. Назовем некоторые их них:

• в результате семантической переинтерпретации аналитической конструкции она приобретает значение, которое уже выражается в языке синтетическими средствами. Так, перифраза с do, имевшая в древнеанглийском языке каузативную семантику, вследствие возникновения альтернативной каузативной конструкции с make переосмысляется, акцент переносится с исполнителя действия на само действие, в результате чего она становится синонимичной простым финитным формам глагола (хотя, как уже обсуждалось, выбор того или иного способа выражения не является при этом произвольным).
• Для некоторого значения, выражающегося в языке синтетически, по какой-либо причине возникает конкурирующая аналитическая конструкция, состоящая из синтетической формы глагола ‘делать’ с данным грамматическим значением и формы основного глагола. Такой случай, например, имел место в истории отрицания нефинитных форм в лезгинском.
• Аналитическая конструкция может возникнуть под влиянием другого языка и использоваться в данном языке наряду с синтетической формой, ранее существовавшей в языке и имеющей то же значение. Так, амхарские конструкции с глаголами alä/adärrägä своим возникновением обязаны кушитскому влиянию. В кушитских языках глаголы ‘делать’, ‘говорить’ выступают в качестве элементов составных глаголов, основным компонентом которых является, как правило, звукоподражательное слово. Данные глаголы не имеют простых однословных аналогов. В амхарском языке глаголы alä/adärrägä стали использоваться в сочетании не только со звукоподражательными словами, но и с глагольными формами, в результате чего аналитические образования стали синонимичны соответствующим синтетическим формам глагола.

Однако синонимичные способы выражения одного и того же значения не могут существовать в языке продолжительное время. Дальнейшее развитие может пойти по одному из следующих путей:

• аналитическая форма вытесняет синонимичную синтетическую и становится единственным способом выражения данного значения. Синтетическая форма при этом или вообще перестает употребляться в языке, или приобретает другое значение. Так, английская перифраза с do для большинства глаголов стала единственным способом оформления вопросительных и отрицательных предложений. Соответствующие простые формы вышли из употребления. В амхарском языке конструкции с alä/adärrägä закрепляются за перфектными употреблениями, а бывшие перфектные формы приобретают значение прошедшего времени.
• Синтетическая форма сохраняет за собой свою функцию, а аналитическая приобретает новое значение. Так, рассмотренная английская перифраза, вытеснившая в отрицательных и вопросительных конструкциях синтетическую форму, в утвердительных предложениях становится средством выражения эмфатического значения.

В задачи будущего исследования входит расширение типологической перспективы, диахроническое изучение аналитических конструкций в языках различного строя, что позволит более детально описать семантические модели, в соответствии с которыми происходит процесс грамматикализации лексемы ‘делать’. Изучение грамматикализации отдельных лексических единиц является важным этапом исследования принципов функционирования и эволюции грамматических систем в целом.

 

 

Литература

 

1. Song J. J. Causatives and causation: a universal-typological perspective. London: Longman, 1996. 295p.
2. Baron N. S. The evolution of English periphrastic causatives: contributions to a general theory of linguistic variation and change. Michigan: Ann Arbor, 1972. 421 p.
3. Chang S.-J. Korean. Amsterdam: Benjamins, 1996. 251 p.
4. Moreno J. С. ‘Make’ and the semantic origins of causativity: a typological study // Causatives and transitivity / Ed. by B. Comrie. Amsterdam: Benjamins, 1993. P. 155-164.
5. Weiss E. Tun: machen: Bezeichnungen für die kausative und die periphrastische Funktion im Deutschen bis um 1400. Stockholm: Almqvist & Wiksell, 1956. 272 S.
6. Smith R. D. Southern Barasano grammar. Summer Inst. of Linguistics, 1973. 64 p.
7. Ross M. Some elements of Vanimo, a New Guinea tone language // Pacific Linguistics. Series A. 1980. No 56. P. 77-109.
8. Blansitt E. L. Progressive aspect // Working Papers on Language Universals. 1975. No 18. P. 1-34.
9. Guilfoyle E. Habitual aspect in Hiberno English // McGill Working Papers in Linguistics. 1983. Vol. 1, No 1. P. 22-31.
10. Harris J. Expanding the superstrate: habitual aspect markers in Atlantic Englishes // English World-Wide. 1986. Vol. 7, No 2. P. 171-199.
11. Williams J. P. Anglo-Caribbean English: a study of its sociolinguistic history and the development of its aspectual markers. Michigan: Ann Arbor, 1987. 214 p.
12. Rickford J. R. Social contact and linguistic diffusion: Hiberno-English and New World Black English // Language. 1986. Vol. 62, No 1. P. 245-289.
13. van der Auwera, J. Periphrastic ‘do’: typological prolegomena // Thinking English grammar / Ed. by G. A. J. Tops, B. Devriendt, S. Geukens. Paris: Leuven, 1999. P. 457-470.
14. Edwards W. F. Preverbal aspect marker don // Verb phrase patterns in Black English and Creole / Ed. by W. F. Edwards. Detroit: Wayne State University Press, 1991. P. 240-255.
15. Плунгян В. А. Общая морфология: введение в проблематику. М.: Эдиториал УРСС. 2000. 384 с.
16. Emmerick R. E. Auxiliaries in Khotanese // Historical development of auxiliaries / Ed. by M. Harris, P. Ramat. Berlin, New York, Amsterdam: Mouton de Gruyter, 1987. P. 271-290.
17. Benveniste E. Expression de “pouvoir” en iranien // Bulletin de la Société de Linguistique de Paris. 1954. Vol. 50. P. 56-67.
18. The dialects of modern German: a linguistic survey / ed. by Ch. V. J. Russ. Stanford, California: Stanford University. Press, 1989. 519 p.
19. Bee D. Usarufa: a descriptive grammar // The languages of the eastern family of the east New Guinea highland stock / Ed. by H. McKaughan. Seattle, London: University of Washington Press, 1973. P.225-323.
20. Refsing K. The Ainu language: the morphology and syntax of the Shizunai dialect. Aarhus: Aarhus University Press, 1986. 301 p.
21. The Celtic languages / Ed. by M. J. Ball. London: Routledge, 1996. 682 S.
22. Wojcik R. Verb fronting and auxiliary do in Breton // Recherches Linguistiques à Montréal. 1976. Vol.6. P.259-278.
23. Stein D. Discourse markers in Early Modern English // Papers from the 4th International Conference on English Historical Linguistics. / Ed. by R. Eaton, O. Fischer, W. Koopman, F. van der Leek. Amsterdam : Benjamins, 1985. P. 283-302.
24. Givón T. Ute // Interrogativity: a colloquium on the grammar, typology and pragmatics of questions in seven diverse languages. / Ed. by W. S. Chisholm. Amsterdam: Benjamins, 1984. P. 215-243.
25. Bartsch, R., Vennemann T. Semantic structures: a study in the relation between semantics and syntax. Frankfurt/Main: Athenäum, 1972. 186 p.
26. Kim H.-O. A. The role of word order in syntactic change: sentence-final prominency in Korean negation // Proceedings of the 3^rd annual meeting of the Berkeley Linguistics society. 1977. P. 670-684.
27. Haspelmath M. A grammar of Lezgian. Berlin, New York: Mouton de Gruyter, 1993. 567 p.
28. Honda I. Negation: a cross-linguistic study. Michigan: Ann Arbor, 1996. 266 p.

 

 

‘Do’ and ‘make’ auxiliaries in periphrastic constructions: a typological survey

T. I. Reznikova

 

 

Key words: grammaticalization, typology, verb morphology, periphrastic construction, do auxiliary, make auxiliary

 

 

Verbs meaning ‘do’ and ‘make’ are one of the widespread lexical sources for grammatical markers. The present talk deals with the functional meanings that can develop from ‘do’ and ‘make’ verbs in the course of grammaticalization process. Aspectual, modal, evaluative, causative and several other uses are discussed. It is supposed that the development of a certain meaning is due to the function of the grammatical form that enters into grammaticalization as well as to the semantic nuances of the source lexeme.