К ФОРМАЛЬНОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ МЕТАФОР
В РАМКАХ КОГНИТИВНОГО ПОДХОДА
И. М. Кобозева
Филологический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова
kobozeva@hotmail.com, kobozeva@philol.msu.ru
Ключевые слова: метафора, когнитивная семантика, теория концептуальной метафоры, формальная репрезентация, фрейм, тезаурус, цепочки, дескрипторы, синтаксические соглашения
В докладе обсуждаются возможности усовершенствования формальной репрезентации метафор в рамках того варианта их когнитивного анализа, который принят в работах А. Н. Баранова и Ю. Н Караулова по политической метафорике. Сформулированы минимальные требованиями к репрезентации, вытекающие из теории концептуальной метафоры. Применительно к рассматриваемому способу описания метафор эти требования сводятся к тому, что конкретная метафора должна быть представлена в виде двух кортежей - кортежа сигнификативных дескрипторов и кортежа денотативных дескрипторов, находящихся в отношении поэлементного взаимнооднозначного соответствия. Реализация этой идеи предполагает выработку определенных метаязыковых соглашений, один из вариантов которых предлагается в данной работе.
В настоящее время в исследовании метафоры, и шире – образных средств языка наблюдается переход от теоретических построений, оперирующих небольшим количеством характерных примеров, к созданию баз данных и основанных на них словарей, по возможности полно отражающих функционирование метафор в определенных типах дискурса (см. напр., Баранов, Караулов 1991, 1994; Павлович 1999). Перед создателями таких лексических ресурсов возникает ряд конкретных вопросов, не имеющих готовых однозначных решений. Во-первых, должны быть достаточно точно определены критерии отбора единиц, подлежащих включению в БД. Во-вторых, должна быть или создана или выбрана из множества существующих теория метафоры, на основе которой будет проводиться семантическое описание материала. И наконец, должен быть разработан формальный аппарат такого описания.
Именно этому последнему вопросу и посвящена данная работа. Излагаемые ниже соображения связаны с участием автора в проекте, предполагающем создание сравнительно-сопоставительной базы данных по политической метафоре в русской и немецкой печати[1]. Данный проект, руководимый проф. Л. Цыбатовым (Инсбрукский университет), в идейном отношении является продолжением работы, начатой в Институте русского языка РАН А. Н. Барановым и Ю. Н. Карауловым. Они создали БД по русской политической метафоре периода перестройки, в основу которой была положена когнитивная теория метафоры. На материале этой базы были выпущены словари [Баранов, Караулов 1991; 1994]. То, как метафоры представлены в этих словарях, существенно отличается от способа их репрезентации в базе. В данной работе речь пойдет только о возможностях усовершенствования метаязыка, используемого для представления метафор в БД. Поскольку предлагаемые модификации затрагивают преимущественно синтаксис используемого метаязыка, они не зависят от специфики предметной области, подвергаемой метафорической концептуализации (области-цели), и поэтому они применимы к любым метафорам, а не только политическим. Однако прежде, чем перейти к этому вопросу, необходимо остановиться на двух других – что считается метафорой в политическом дискурсе и какие требования к ее представлению вытекают из принятия когнитивной теории метафоры.
- Что понимается под метафорой в данной работе
В словаре [Баранов, Караулов 1991; 1994] метафора понимается расширительно. Под это понятие подводятся практически все тропы, выделяемые в традиционной риторике, а не только метафоры в узком смысле этого термина[2]. Основанием для этого является декларируемая общность функций тропов в политическом дискурсе (см. Баранов, Караулов 1991: 5). В [Кобозева 2001] столь широкое понимание метафоры, в частности неразличение метафоры и метонимии, отвергается как не только противоречащее интуиции, но и уязвимое с общетеоретических позиций. Глубокие когнитивные различия между метафорой и метонимией на материале разных типов афазии были отмечены Р. О. Якобсоном еще в 1956 г. в классической работе «Два аспекта языка и два типа афатических нарушений» (см. русский перевод [Якобсон 1990]). В когнитивной семантике метафора трактуется как перенос когнитивной структуры, прототипически связанной с некоторым языковым выражением, из той содержательной области, к которой она исконно принадлежит, в другую область. Метонимия же представляет собой перенос языкового выражения, соответствующего одному из элементов когнитивной структуры, на другой ее элемент. Тем самым при метонимии сознание остается в пределах одной концептуальной области, а при метафоре происходит проекция одной концептуальной области на другую, своего рода экспансия концептов области-источника, в результате которой происходит захват и освоение ими новой области — области цели. Именно последнее обстоятельство обеспечивает главные функции метафоры в политическом дискурсе — эвристическую (конструктивную) функцию осмысления новых политических реалий и деконструктивную функцию разрушения сложившихся стереотипов сознания. Функции метонимии в дискурсе вообще и в политическом в частности – предмет отдельного разговора, и мы отнюдь не исключаем того, что исследование метонимической номинации в политическом дискурсе может представлять определенный интерес[3]. Для нас в данном случае принципиально важно отметить, что коль скоро когнитивный механизм метафоры и метонимии столь различен, для этих двух видов тропов не может использоваться один и тот же способ репрезентации. Другое дело сравнения, метаморфозы и образные гиперболы, несущие в себе характерное для метафоры соотнесение разных концептуальных областей. Имея такую общую с метафорой когнитивную основу, они допускают тот же способ представления, что и метафоры. Поскольку по своему эвристическому потенциалу эти тропы вполне сопоставимы с метафорой, они должны включаться в соответствующие базы и словари[4]. Что же касается противопоставления конвенциональных (стертых, мертвых) метафор креативным (новым, творческим, живым), то мы солидаризуемся с мнением целого ряда исследователей о размытости и подвижности данной границы, являющейся следствием возможности оживления (воскрешения) конвенциональной метафоры (см. в частности [Баранов 1994]. В связи с этим в БД включаются не только креативные, но и конвенциональные метафоры.
- Минимальные требования к форме репрезентации метафор, вытекающие из Теории концептуальной метафоры
Среди множества теорий метафоры, наибольшее распространение в настоящее время получила когнитивная «теория концептуальной метафоры» (далее ТКМ) [Lakoff, Johnson 1980]. Если прочие, более ранние теории, начиная с Аристотеля, рассматривали это явление прежде всего с точки зрения языковой формы (перенос имени на несвойственный ему денотат) и трактовали метафору как средство украшения речи и реализации поэтической функции языка, то ТКМ рассматривает метафору прежде всего как когнитивную операцию над понятиями и видит в ней средство концептуализации, позволяющее осмыслить ту или иную область действительности в терминах понятийных структур, изначально сложившихся на базе опыта, полученного в других областях. Согласно ТКМ «переносу» подвергается не изолированное имя (с присущим ему прямым номинативым значением), а целостная концептуальная структура (схема, фрейм, модель, сценарий), активируемая некоторым словом (фокусом метафоры) в сознании носителя языка благодаря конвенциональной связи данного слова с данной концептуальной структурой. Заметим, что основоположники ТКМ Дж. Лакофф и М. Джонсон излагали ее на уровне общей идеи, убедительно подкрепляемой анализом большого количества разнообразных примеров конвенциональных и креативных метафор. При этом авторы не были озабочены разработкой формального аппарата для представления трех выделенных ими типов метафор: онтологической, ориентационной и структурной. Иллюстрируя то, как метафора дает «возможность использовать одно высоко структурированное и четко выделимое понятие для структурирования другого» [Лакофф, Джонсон 1987: 129], авторы приводят следующий анализ метафоры ВРЕМЯ — ЭТО РЕСУРС [Лакофф, Джонсон 1987: 134]:
(1) а. Материальный ресурс — это вид вещества
он может быть довольно точно исчислен количественно
единице его количества может быть приписана стоимость
он целесообразно используется
он постепенно расходуется по мере достижения цели
б. ВРЕМЯ — это вид (абстрактного) ВЕЩЕСТВА
оно может быть довольно точно исчислено количественно
его единице может быть приписана стоимость
оно целесообразно используется
оно постепенно тратится по мере достижения цели
Как видим, репрезентация метафоры имеет вид двух одинаково устроенных списков. Первый список репрезентирует «высокоструктурированное и четко выделимое понятие» области-источника, второй — структурируемое с его помощью понятие области–цели. Первая, выделенная, строка списка задает онтологическую характеристику концепта (ближайший родовой концепт), остальные строки — прочие характеристики, причем в описании каждой характеристики курсивом выделяется «ключевое слово». Структурирующая роль первого понятия по отношению ко второму отражается не только в аналогичном устройстве списков, но и в их содержании: характеристики второго концепта совпадают с характеристиками первого или полностью, вплоть до вербальной формы, или с точностью до смысла ключевых слов.
Еще один «формализм», используемый при изложении основ ТКМ, иллюстрирует анализ концептуальной метафоры ЛЮБОВЬ — ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ (см., Ченки 2002: 351):
(2) Область-источник Область-мишень
путешествие ® любовь
путешественники ® любовники
средство передвижения ® отношения
место назначения ® цели в жизни
преграды ® трудности
развилки ® решительные моменты
Заметим, что подобные списки репрезентируют именно понятийные, концептуальные, а не языковые структуры, и фигурирующие в них слова — это не сами метафорически употребляемые выражения языка-объекта, а метаязыковые средства описания концептов. Разумеется, о существовании в нашем обыденном сознании концептуальной метафоры ВРЕМЯ — ЭТО РЕСУРС мы узнаем именно по ее многочисленным рефлексам в языке, который мы используем, говоря о времени: Я столько времени потратил впустую; Он слишком высоко ценит каждую минуту своего времени и т.п. Однако, реальные, «поверхностные» метафорические выражения, — это прежде всего материал для реконструкции концептов, «переносимых» из одной области в другую, и эти два разных типа сущностей не следует смешивать, хотя, как правило, концепты обозначаются при описании с помощью именно тех слов, которые прототипически выражают эти концепты в обыденном языке.
Итак, теория концептуальной метафоры нацелена прежде всего на выявление глубинных переносов концептов, лежащих в основе обыденного употребления языка, которое воспринимается нами уже как буквальное, а не фигуральное. Обычно анализируемые в риторических, философских и лингвистических теориях метафоры типа (3):
(3) Собакевич был совершеннейший медведь.
не представляют для нее интереса, поскольку не обеспечивают выход на широкие обобщения о структуре ментальных областей и динамике их развития. Действительно, смешно было бы трактовать (3) как использование высоко структурированного и четко выделимого понятия МЕДВЕДЬ для структурирования понятия СОБАКЕВИЧ, и прежде всего потому, что имя Собакевич в этой метафоре, занимая позицию субъекта предложения, выступает не как носитель концепта, а только как способ отсылки к определенному референту[5]. Нет оснований и для того, чтобы рассматривать данную метафору как свидетельство существования онтологической концептуальной метафоры ЧЕЛОВЕК — ЭТО ЗВЕРЬ. По замыслу этой категории концептуальных метафор они должны обеспечивать возможность осмысления недискретных феноменов (гор, труда, инфляции и т.п.) в терминах дискретных сущностей или веществ [Лакофф, Джонсон 1987: 407 и далее]. Но люди и звери в равной мере дискретные сущности. Вместе с тем достаточно очевидно, что когнитивный подход вполне применим и к метафорам типа (3), которые хотя и не дотягивают до статуса «метафор, которыми мы живем», но порождаются действием тех же когнитивных механизмов. Такие метафоры, которые можно трактовать как концептуальные метафоры низшего уровня, состоят в окказиональном проецировании свойств, ассоциированных в базе знаний говорящего с некоторым концептом ОИ (в нашем случае с концептом МЕДВЕДЬ) на денотат, входящий в экстенсионал концепта ОЦ (в нашем случае на конкретного человека). Соответственно, и средства репрезентации таких метафор будут аналогичны тем, которые используются для репрезентации базовых концептуальных метафор.
Сравнивая репрезентации (1) и (2), мы видим, что они во многом похожи: в обоих случаях это упорядоченная пара равномощных кортежей, состоящих из концептов, с заданным на них асимметричным отношением взаимнооднозначного соответствия. Разница между (1) и (2) состоит в том, что в (1) все концепты области-источника (далее ОИ), кроме первого, совпадают с концептами области-цели (далее ОЦ), тогда как в (2) концепты ОИ и концепты ОЦ различны. Объясняется это принадлежностью «заглавных» концептов метафор (1) и (2) к разным семантическим супертипам, или гиперкатегориям. Концепт РЕСУРС принадлежит к типу СУЩНОСТЕЙ (ЕNTITIES), а концепт ПУТЕШЕСТВИЕ к типу СОБЫТИЙ (EVENTS).
Структура «сущностного» понятия, согласно (1), задается ближайшим родовым по отношению к нему понятием — гиперонимом[6] (в нашем случае это понятие вещества), и множеством видовых признаков, включающих те или иные свойства, функции, оценку и прочие характеристики данного понятия (в соответствии с известной формулой genus proximum + differentia specifica). Если «сущность» имеет четко выделимые части, то в структуру ее концепта входят и концепты ее частей — партонимы. Партоним, в свою очередь, будучи сущностным концептом, имеет соответствующую внутреннюю структуру. Концепты веществ партонимов не имеют, но в силу присущего веществам свойства «количественной измеримости» могут иметь в своей структуре концепт «единицы измерения». Метафорическое употребление сущностного понятия ОИ на когнитивном уровне предстает как приписывание некоторых из его партонимов и признаков денотату, принадлежащему к иному роду (категории) сущностей, для которых существует свое сущностное понятие ОЦ. Выбор признаков ОИ для проецирования их на концепт ОЦ определяется, с одной стороны, целями говорящего (какие признаки концепта ОИ он усматривает в денотате, конвенционально подводимом под понятие ОЦ), а с другой стороны, степенью когнитивной выделенности этих признаков (в противном случае метафора может быть неправильно понята адресатом).
Структура «событийного», или «ситуационного» понятия задается составом его типовых участников (как обязательных, так и факультативных) с приписанными им ролями, а также составом обстоятельств. Как и в случае сущностного концепта, если в событии выделимы части, то их внутренняя структура входит в структуру целого события. Именно эту реляционную по своей сути структуру ситуационный концепт ОИ полностью или частично проецирует на ситуационный же концепт ОЦ. При этом «сущностная» природа участников, обстоятельств и их частей в ситуациях ОИ и ОЦ может быть как тождественной, так и совершенно различной. В репрезентациях, подобных (2), эти два аспекта в концептах, соответствующих участникам, обстоятельствам и частям ситуации, не разделены. Если бы мы их разделили, то получили бы следующую картину:
(4) Область-источник Область-мишень
ситуация : путешествие ® ситуация : любовь
субъект : путешественники ® субъект : любовники
инструмент : средство передвижения ® инструмент : отношения
путь ® путь: жизнь
конечная точка: место назначения ® конечная точка: цель в жизни
препятствия : преграды ® препятствия : трудности
точки в пути: развилки ® точки в пути: решительные моменты
Представив (2) как (4), мы получаем возможность увидеть, что событийная метафора включает в себя сущностные, поскольку каждая из ролей ситуационного концепта ОЦ предназначена для участника, принадлежащего к определенной категории сущностей— людей, неодушевленных объектов, мест, периодов времени и т.п. Перенося ролевую структуру событийного концепта ОИ на событийный концепт ОЦ, мы одновременно проецируем и сущностные концепты участников ситуации ОИ на выступающие в соответствующих ролях концепты ситуации ОЦ. В случае несовпадения категорий сущностей, выступающих в соответствующих ролях, мы и имеем дополнительно к событийной еще и сущностную метафору: перенос некоторых свойств сущности одного типа на сущность другого типа. Так, например, такие свойства транспортного средства, как степень его износа или возможность починки в случае неисправности в принципе могут быть перенесены на отношения любящих, и таким образом когнитивная структура этого абстрактного концепта приобретет новые элементы и связи.
Какими же формальными средствами можно адекватно репрезентировать подобные многомерные отображения? Одна из привлекательных возможностей — представить метафору как операцию над двумя фреймовыми структурами. Попытка разработать такой формализм на материале идиом, многие из которых метафоричны, предпринята в работе [Баранов, Добровольский 2000]. Однако применение данного формализма в полном объеме к анализу большого массива данных затруднено в силу следующих обстоятельств. Во-первых, для столь сложной области, как политический дискурс, не существует банка самих исходных фреймов ни для концептов ОЦ, ни тем более для концептов тех многочисленных концептуальных областей, которые служат ОИ для политической метафоры. Во вторых, даже если бы такие банки фреймов и существовали, вряд ли используемый метаязык представления знаний позволил бы на чисто формальном основании отождествлять те структурные элементы двух фреймов, к которым применяется данная когнитивная операция. Так, если анализировать метафору (3), как она употреблена Н. В. Гоголем в соответствующем контексте, в терминах фреймовых структур, то во фрейме МЕДВЕДЬ надо было бы предусмотреть «графический» по своему содержанию слот ОБЩИЕ КОНТУРЫ с подслотом ПРИ ВЕРТИКАЛЬНОЙ ОРИЕНТАЦИИ, слот-партоним ШКУРА или ШЕРСТЬ с подслотом ЦВЕТ и содержанием слота «бурый», слот-партоним КОНЕЧНОСТИ с подслотом ПОСТАНОВКА и содержанием слота «косо (передние концы ступней повернуты внутрь)» и слот МАНЕРА ДВИГАТЬСЯ с заполнением «напролом (не обращая внимание, куда ставятся конечности)». Три из этих слотов могут иметь прямые, вплоть до имени слота, соответствия во фрейме ЧЕЛОВЕК. Но слот-партоним ШКУРА/ШЕРСТЬ должен быть соотнесен со слотом ВЕРХНЯЯ ОДЕЖДА, который не просто имеет другое имя, но и занимает другое место во фрейме – не в ряду слотов-партонимов, а в ряду слотов-предметов первой необходимости для человека. Для формального отождествления разноименных и разнопорядковых слотов двух фреймов можно было бы обратиться к внутренней фреймовой структуре концептов-имен самих слотов и отождествлять их при условии частичного совпадения. Разумеется, человек при интерпретации (3) в соответствующем контексте легко соотнесет цвет шкуры медведя с цветом одежды человека. Но формально представить, что произошло при этом в его голове, используя аппарат фреймов, не так просто. Так, мы могли бы формально отождествить слоты ОДЕЖДА и ШКУРА/ШЕРСТЬ, если бы в соответствующих двух фреймах фигурировали слоты ФУНКЦИЯ с заполнением «поддержание оптимальной температуры тела» и ПОЛОЖЕНИЕ ПРИ ФУНКЦИОНАЛЬНОМ СОСТОЯНИИ с заполнением «покрывает тело». Но, во-первых, из-за различия метаязыков и схем представления знаний в разных областях сходные концепты могут иметь разные имена или роли, а во-вторых, a priori невозможно определить, какая степень формального сходства двух фреймов позволяет их отождествить как соответствующие друг другу слоты внутри других фреймовых структур.
Итак, для реального использования когнитивного подхода при описании большого массива метафор нужен формализм более простой, чем фреймовые структуры, но при этом отражающий главную идею данного подхода — идею отображения одной когнитивной структуры на другую. Как мы видим на примерах (2) и (3), простейшим видом такого формализма могут быть две упорядоченных цепочки концептов, принадлежащих соответственно ОИ и ОЦ, такие что количество элементов в цепочках одинаково и каждому элементу Х одной цепочки с порядковым номером i соответствует ровно один элемент Y другой цепочки, а именно элемент c тем же порядковым номером. При всей кажущейся простоте реализация этого подхода требует внимательного отношения к словарю и синтаксису метаязыка репрезентаций. Возникающие при этом вопросы мы и рассмотрим ниже применительно к тому формату представления, который взят за основу в разрабатываемой БД по политической метафоре.
- Недостатки способа представления данных в БД
политической метафоры, основанных на тезаурусах концептов,
и возможные пути их преодоления
В БД и словарях А.Н. Баранова и Ю.Н. Караулова область-источник метафоры описывается сигнификативными дескрипторами — словами (или словосочетаниями), репрезентирующими понятия из самых разных семантических полей, а область-цель — денотативными дескрипторами — выражениями, репрезентирующими политические и социальные феномены. Как сигнификативные, так и денотативные дескрипторы организованы в тезаурусные иерархии, отражающие структуру соответствующих областей. Иерархии сигнификативных дескрипторов А. Н. Баранов называет метафорическими моделями. Образцы таких иерархий предложены в [Баранов, Караулов 1991; 1994].Каждая единица базы содержит семь типов информации, помещаемой в соответствующие поля:1. Поле METAPHOR
В это поле заносится метафорическое выражение в том виде, в каком оно встретилось в тексте (возможно, в измененной грамматической форме), вместе с минимальным контекстом, в котором проявляется его метафоричность (то есть фокус метафоры вместе со своей рамкой [Блэк 1990, 156]).
2 Поле SIGNIF_DES
Содержит кортеж сингификативных дестрипторов, репрезентирующих концепт (сигнификат) метафорического выражения при его буквальном понимании и место его в концептуальной иерархии — метафорической модели.
- Поле DENO_DES
Заполняется кортежем денотативных дестрипторов, репрезентирующих референт (денотат) метафоры —сущность или явление из области политики, которое имеется в виду автором текста.
- Поле ЕXAMPLE
В данном поле приводится текстовый фрагмент из корпуса, минимально достаточный для выявления сигнификативных и денотативных дескрипторов.
Остальные три поля фиксируют дату публикации текста, его источник и автора.
Проиллюстрируем на конкретном примере, какую репрезентацию получит взятая наугад метафора, если, как это было принято в первоначальном варианте базы, строить ее на основе метафорических моделей тезаурусного типа. Допустим, в корпусе мы встречаем предложение (5):
(5) Объединенная Европа в поисках идеологического цемента.
Оно содержит метафору, фокусом которой является слово цемент, а минимальная часть оболочки, проявляющая метафоричность данного слова (она же — выразитель концепта ОЦ), — идеологический. Поэтому в поле 1 заносится метафорическое языковое выражение:
(6) ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ ЦЕМЕНТ
Концепт ОЦ— ‘идеология’ — одновременно и сущностный (это идеальная сущность), и ситуационный концепт, в структуру которого входят три аргумента, или роли: субъект (чья идеология), назначение (идеология для чего) и содержание (в чем состоит). В (5) выражен субъектный аргумент (Объединенная Европа), связан квантором существования аргумент содержания и не выражен аргумент цели. Поэтому для более точной и полной репрезентации ОЦ необходимо привлечь дополнительный контекст, и в поле 4 заносится фрагмент (7):
(7) Объединенная Европа в поисках идеологического цемента.
Страх перед войной больше не может служить основой для интеграции.
в котором получает выражение уже и аргумент назначения (для интеграции).
В поле 2 мы должны внести цепочку дескрипторов, отражающую место концепта ОИ —‘цемент’— в тезаурусе концептов. Сразу же возникает ряд вопросов. Концепт ‘цемент’ входит в два крупных класса-области ‘вещество’ и ‘строительство’. В каком порядке должны следовать эти два дескриптора после «заглавного» метафорического концепта ‘цемент’? Достаточно ли указать в репрезентации эти два дескриптора, или нужно указать и дескрипторы, соответствующие промежуточным классам в областях ‘вещество’ и ‘строительство’. Если да, то все или не все промежуточные классы?
Те же самые вопросы возникают и при заполнении поля 3 денотативными дескрипторами.
Поскольку до сих пор какие-либо соглашения по данным вопросам не были приняты, невозможно рассчитывать на то, что два кортежа дескрипторов, извлеченных из тезаурусов, окажутся в отношении поэлементного взаимнооднозначного соответствия. А значит, не будет удовлетворено минимальное требование к репрезентации метафоры, налагаемое принятым когнитивным подходом к ней. В этом и состоит главный недостаток того способа репрезентации метафоры, который пока использовался нами при создании базы.
Не претендуя на охват всех возможных соглашений на репрезентацию метафоры в виде пары кортежей, вытекающих из принятия ТКМ, предложу наиболее очевидные, подсказанные «классическими» образцами типа (2) и (3) и проиллюстрирую их действие на том примере метафоры (6).
При вхождении сущностного концепта в два или более пересекающихся категории первой должна указываться родовая для данного концепта онтологическая категория. Так как онтологически ‘цемент’ — вид вещества, то «вещественный» дескриптор должен предшествовать «строительному».
Когда концепт ОИ входит в целый ряд последовательно расширяющихся онтологических категорий, из них выбирается категория того уровня, на котором впервые проявляется признак «сходства», лежащий в основании данной метафоры. Для ‘цемента’ это категория ‘связующих веществ’, поскольку главный признак цемента как вида вещества, задействованный в данной метафоре — это не цвет, запах или консистенция, а способность связывать. Данный признак в силу его существенности для понимания метафоры следует указывать при категориальном дескрипторе, отделяя его с помощью двоеточия, например, ‘связующее вещество: прочно связывает’. Указание вышележащего дескриптора ‘вещество’ избыточно. Информация о родовидовых отношения между дескрипторами при необходимости (например, для целей статистической обработки) может быть извлечена из тезауруса, остающегося обязательным компонентом лингвистического обеспечения БД. При репрезентации ситуационных концептов ОИ и ОЦ после «заглавного» дескриптора дескрипторы, соответствующие участникам данной ситуации, должны упорядочиваться в соответствии с определенными синтаксическими соглашениями. В качестве таковых можно воспользоваться известными соглашениями об упорядочивании актантов в моделях управления (см., напр. [Апресян 1995: 137-138]. При этом желательно перед именем актантного дескриптора указывать тем или иным способом имя его роли (см. (4)), для чего необходимо иметь инвентарь ролей. Те же роли должны использоваться при описании сущностных концептов, когда эти концепты входят в области, задаваемые концептами событийного типа. Так, ‘цемент’ не просто входит в ‘строительство’, но выполняет в данной ситуации определенную роль, которую можно обозначить именем ‘назначение’. Тогда кортеж сигнификативных дескрипторов ОЦ для метафоры (6) примет вид (8):
(8) цемент/связующее вещество: прочно связывает/ назначение: строительство
Количество и порядок денотативных дескрипторов в репрезентации ОЦ метафоры должны соответствовать количеству и порядку сигнификативных дескрипторов, репрезентирующих ОИ. При отсутствии соответствующего денотативного дескриптора в словаре метаязыка описания или при невыраженности его в тексте в репрезентации ОЦ сохраняется соответствующая пустая позиция, заполняемая прочерком. В нашем примере кортеж денотативных дескрипторов в соответствии с этим примет вид (9):
(9) идеология/ _:_ / назначение: европейская интеграция
Заметим, что репрезентация в виде двух параллельных кортежей, организованных таким образом, допускает интерпретацию и в терминах фреймов. Так, в нашем примере, фрейм ЦЕМЕНТ проецируется на фрейм ИДЕОЛОГИЯ. При этом во фрейм ИДЕОЛОГИЯ вводится новый слот ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ, заполняемый содержанием ‘(АБСТРАКТНОЕ) ВЕЩЕСТВО’, с подслотом ГЛАВНОЕ СВОЙСТВО, заполняемым содержанием ‘прочно связывает’, а содержание слота НАЗНАЧЕНИЕ во фрейме ИДЕОЛОГИЯ заменяется содержанием одноименного слота из фрейма ЦЕМЕНТ.
Подобный способ репрезентации метафоры, с одной стороны, отражает системный характер процесса метафоризации, а с другой стороны, не навязывая метафоре единственно возможной интерпретации, налагает разумные ограничения на вариативность последней.
Литература
- Апресян Ю. Д. Избранные труды. Т. I. М., 1995
- Баранов А.Н. Воскрешение метафоры // Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Русская политическая метафора. М., 1994.
- Баранов А.Н, Добровольский Д.О. Типология формальных операций при порождении актуального значения идиомы // Linguistische Arbeitsberichte 75. Universität Leipzig, 2000, c.7-20.
- Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Русская политическая метафора. Материалы к словарю. М., 1991.
- Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Словарь русской политической метафоры. М., 1994.
- Блэк М. Метафора // Теория метафоры / Под ред. Н. Д Арутюновой. М., 1990, с. 153–172.
- Кобозева И.М. Семантические проблемы анализа политической метафоры // Вестник МГУ. Филология. № 6, 2001, с. 132-149.
- Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Язык и моделирование социального взаимодействия // Под ред. В. М. Сергеева и П. Б. Паршина. М., 1987, с. 126-172.
- Михеев М. Жизни мышья беготня или тоска тщетности? (о метафорической конструкции с родительным падежом) // Вопросы языкознания № 2, 2000.
- Павлович Н.В. Словарь поэтических образов. В 2-х т. М., 1999.
- Ченки А. Семантика в когнитивной лингвистике // Современная американская лингвистика: фундаментальные направления / Под ред. А.А. Кибрика, И.М. Кобозевой и И.А. Секериной. М., 2002, с. 340-369.
- Якобсон Р.О. Два аспекта языка и два типа афатических нарушений // Теория метафоры / Под ред. Н.Д. Арутюновой. М., 1990, с. 110-132.
- Lakoff G., Johnson M. Metaphors We Live By. Chicago, 1980.
Towards formal representation of metaphors within the ramifications
of cognitive approach
Irina M. Kobozeva
Key words: metaphor, cognitive semantics, conceptual metaphor theory, formal representation, frames, thesaurus, descriptors, chains, syntactic conventions.
In the paper I propose minimal requirements on formal representation of metaphors based on cognitive theory of conceptual metaphor and discuss how such requirements may be satisfied by using chains of conceptual markers (descriptors) ordered by syntactic conventions as a formal language for representing metaphors.
[1] Проект финансируется немецким научным фондом DFG и осуществляется в Билефельдском университете в Германии. Полное его название “Миры культурных представлений. Контрастивное исследование метафорических моделей в русской и немецкой прессе”.
[2] Заметим, что Н. В. Павлович поступает более осмотрительно, используя в своем словаре [Павлович 1999] для тех разных видов тропов, которые нашли в нем отражение, обобщающий термин «поэтические образы». К сожалению, этот термин применим только к тропам поэтического дискурса.
[3] А. Н. Баранов в устном общении отметил, что такие метонимические обозначения субъекта политического действия, как Москва или Белый дом тоже отражают определенное видение, интерпретацию этого субъекта.
[4] В области анализа художественного текста близость ряда тропов к метафоре и необходимость их единого рассмотрения в настоящее время признается многими исследователями, см. напр. [Павлович 1999], [Михеев 2000: 51-52].
[5] В позиции предиката предложения та же лексема уже становится выразителем концепта, состоящего из множества признаков, отражающих общеизвестные внещние и внутренние характеристики хрестоматийного персонажа, ср.Мой сосед по даче— истинный Собакевич.
[6] В лингвистике термины «гипероним», «синоним», «партоним», «антоним» применяется к словам, а не к понятиям, выражаемым с их помощью. Так, гипероним слова Х — это слово Y, выражающее понятие, родовое по отношению к понятию, выражаемому словом Х. Мы же будем использовать этот и подобные термины для обозначения понятий по их отношению к другим понятиям. Так, гиперонимом понятия ‘Х’ мы будем называть понятие ‘Y’, являющееся родовым по отношению к ‘Х’.