Сборник 2001

Проблема контролируемости побудительной ситуации в типологическом аспекте

Н.Р. Добрушина

daniel@qub.com

 

Понятие контроля над ситуацией является одним из ключевых при описании глагольных категорий желательной модальности. Это понятие может быть задействовано даже при разграничении различных категорий: «…Императив и оптатив оказываются распределены в зависимости от ситуации: если говорящий контролирует (или считает, что контролирует) действие, к совершению которого он стремится, возможен только императив, в противном случае – только оптатив» (Гусев 2000: 115).

Понятие контроля оказывается важным не только для проведения границ между императивными и неимперативными модальными категориями, но и при обращении к разновидностям собственно побудительных форм. В настоящем докладе будет обсужден объем этого понятия применительно к императиву; также будет определена роль семантического компонента степень контроля в функционировании основных императивных категорий.

 

  1. ПОНЯТИЕ КОНТРОЛИРУЕМОСТИ ПОБУДИТЕЛЬНОЙ СИТУАЦИИ

 

Категории императивной серии принадлежат к локутивному[1] типу модальности, поскольку субъектом желания является говорящий, а не участник ситуации (ср. ‘говорящий хочет, чтобы Х приехал’ – локутивная модальность, ‘Х хочет приехать’).

Применительно к индикативу и нелокутивной модальности контролируемым мы назовем событие, осуществление которого находится под контролем его наиболее агентивного участника; ср. неконтролируемую ситуацию Человек падает на землю и контролируемую Человек бросается на землю.

Во многих работах, посвященных императивных конструкциям, упоминается тот факт, что побуждение к осуществлению некоторого действия осмысленно лишь тогда, когда это действие является контролируемым. «…Каузируются такие действия, процессы или состояния, которые либо постоянно, либо при определенных условиях подконтрольны воле человека полностью или хотя бы частично» (Храковский, Володин 1986: 142). Это рассуждение касается контролируемости предиката, стоящего в форме императива. Между тем использование понятия контролируемости в таком объеме оказывается недостаточным для полноценного описания функционирования императивных высказываний. Контролируемость побудительной ситуации – это представление говорящего о том, в какой степени реализация этой ситуации зависит от него самого. Мы попытаемся показать, что побудительное высказывание может представлять ситуацию  как более или менее зависящую от воли говорящего (т.е., более или менее контролируемую) и безотносительно к тому, какой семантический тип предиката использован к этом высказывании.

Контролируемость побудительной ситуации, то есть представление говорящего о том, в какой степени он способен влиять на осуществление ситуации, складывается из многих различных факторов, которые и будут предметом анализа в этом докладе.

 

  1. ПРЕДИКАТ ИМПЕРАТИВНОЙ КОНСТРУКЦИИ

 

Природа самой ситуации, то есть ее потенциальная контролируемость, имеет большое значение для того, чтобы говорящий мог считать положение дел подконтрольным своей воле. Разные ситуации кажутся нам более или менее доступными контролю в силу их внутреннего устройства, которое от нас не зависит. Так, ситуации, обозначаемые предикатами умирать, расти, тошнить, ненавидеть, быть красивым, принадлежат к тем, которые скорее не подлежат контролю со стороны их участников, в то время как ситуации бежать, курить, красить, сажать представляются подвластными человеческой воле и энергии.

Значимость этого компонента для употребления императивных конструкций хорошо известна. Исследователи императивных категорий Дж.М.Сэдок и А.М.Цвики утверждают, что “с помощью императивов не высказывается просьба о том, над чем говорящий не имеет прямого контроля. Адресат императива является субъектом, но не любым субъектом. Глагольные формы, которые не могут иметь агентивного субъекта, имеют тенденцию не использоваться в форме императива, и языки сопротивляются образованию таких императивов, как Be convinced! или Weigh 200 lb! (Будь убежден! или Весь 200 фунтов!). Если они и употребляются, то воспринимаются как нестандартные, и какие-то прагматические факторы должны компенсировать эту аномальность.» (Sadock, Zwicky 1985: 172)

В подавляющем большинстве языков имеются ограничения на образование императива 2-го лица от глаголов, описывающих неконтролируемые ситуации.

Так, императив в багвалинском языке (< северокавказский) не образуется от глаголов, которые обозначают абстрактные отношения (‘не хватать’, ‘быть достаточным’), метеорологические процессы и состояния (‘идти о дожде’), физические процессы и состояния (‘гнить’, ‘ломаться’). Затруднено образование императива от глаголов, обозначающих производство звуков животными (‘кукарекать’), от глаголов восприятия (‘видеть’), от ментальных и эмотивных предикатов (‘понимать’, ‘любить’), от глаголов, обозначающих физиологические процессы и состояния (‘тошнить’).

Сходные факты наблюдаются во многих языках мира. В языке равнинный кри (< алгонкинский) непереходные глаголы с неодушевленным субъектом не имеют императивных форм (Dahlstrom 1991: 16). В языке суппире (< нигеро-конголезский) большая часть предикатов состояния ('быть высоким', 'быть толстым') и неконтролируемых активных глаголов (‘чихать’, ‘храпеть’) не образует формы императива  (Carlson 1994: 518). Ограничения на семантический тип глагола отмечаются для языков санума (< яномамский)  (Borgman 1990: 73), тагальского (< малайско-полинезийский) (Schachter, Otanes 1983: 402), гунзибского (< северокавказский) (Van den Berg 1995: 88).

 «Чувствительность» императива к потенциальной контролируемости ситуации может получать грамматическое выражение. Так, в некоторых языках используются разные формальные показатели для образования императива от разных семантических типов глагола. Например, в языке яки (< юто-ацтекский) имеется суффиксальный показатель собственно императива -?e:

 

bwik-taite-?e (Lindenfeld 1973: 36)

sing-Icept-Imper

Пой!

 

Однако, наряду с этим суффиксом, в императивной функции может употребляться морфема так называемого Expective Aspect (по-видимому, маркирующая потенциальные ситуации), причем, по утверждению автора грамматики, эта морфема находится в дополнительной дистрибуции с морфемой собственно императива и используется только в «неглагольных» конструкциях:

 

Empo   tu?i-ne (Lindenfeld 1973: 22)

You     good-EXP

(You will ) be good!

 

Очень распространенной является такая ситуация, когда выбор формального показателя императива зависит от переходности глагола. Так, в андийских языках Дагестана переходные и непереходные глаголы, как правило, имеют разные модели образования императива (см. об этом, например, Кибрик ред. в печати). Разные модели образования императива в зависимости от переходности / непереходности глагола отмечены также для индонезийского языка (Sneddon 1996: 324), языков паумари (аравакский) (Chapman& Derbyshire 1990: 217), вардаман (Merlan 1994: 181), луо (< нилотский) (Schafer), маори (< полинезийский) (Bauer, Winifred 1993 : 30-33), якалтек (Day 1973: 38).

П.Хоппер и С.Томпсон в своей известной статье (Hopper, Thompson 1980) указывают на то, что между переходностью глагола и контролируемостью ситуации, описываемой этим глаголом, есть прямая связь. По их утверждению, контролируемость является одним из компонентов транзитивности высокой степени. Следовательно, можно предположить, что причиной того, что переходные и непереходные глаголы имеют разные модели образования императива, является семантическое различие между транзитивными и нетранзитивными ситуациями: последние интерпретируются языком как менее контролируемые.

Итак, семантика императива 2-го лица накладывает ограничения на тип ситуации, к реализации которой стремится говорящий: эта ситуация должна представляться ему контролируемой. Это условие является причиной для следующих явлений, наблюдаемых в языках мира.

à          Образование императива может быть ограничено глаголами, способными иметь референцию только к контролируемым ситуациям.

à          В языке могут существовать разные формальные модели образования императива от разных семантических типов глагола. Эти модели являются не просто формальными вариантами, но, в определенном смысле, разными грамматическими категориями, поскольку за формальным различием стоит и семантическое: например, побуждение, образованное от стативных предикатов (Будь хорошим! – см. выше пример из яки), имеет другой круг значений, нежели побуждение от активных предикатов.

à          В ряде языков используются разные формальные показатели для образования императива от переходных и непереходных глаголов, что, на наш взгляд, также связано с контролируемостью / неконтролируемостью ситуации.

 

  1. ИМПЕРАТИВ, ЮССИВ, ГОРТАТИВ

 

Другой фактор, играющий важную роль в том, ощущает ли себя говорящий способным контролировать ситуацию, это степень вовлеченности адресата (т.е. того, кого говорящий каузирует выполнить действие) в коммуникативную ситуацию. Этот параметр побудительной ситуации может иметь несколько значений.

à          Каузируемый может быть непосредственным собеседником говорящего. В этом случае мы имеем дело с императивом 2-го лица (Погуляй с ребенком). Собеседник является лицом, в наибольшей степени доступным какому-либо воздействию со стороны говорящего. Говорящий влияет на него самым прямым из вербальных способов и поэтому имеет возможность ощущать себя способным реально контролировать ситуацию.

à          Каузируемым может быть лицо, отсутствующее  в момент произнесения высказывания или не участвующее в нем непосредственно. Такую форму побуждения называют императивом 3-го лица или юссивом (Плунгян 2000: 319). Чаще всего она представляет собой косвенное побуждение, т.е. реализующееся через посредника, каковым является собеседник (Пусть он погуляет с ребенком = ‘скажи ему, чтобы он погулял с ребенком’, ‘сделай так, чтобы он погулял с ребенком’). Произнося такое высказывание, говорящий не может быть уверен даже в том, что его желание станет известным адресату, и не имеет возможность прямо влиять на него. Поэтому уверенность говорящего в том, что он способен контролировать происходящее, значительно ниже, чем в ситуации побуждения ко 2-му  лицу.

à          Существует и третий тип побудительных ситуаций, а именно такой, при котором лицом, побуждаемым к действию, является говорящий вместе со слушающим (императив 1-го лица или гортатив - Плунгян 2000: 319): Давай погуляем с ребенком. Признак контролируемости / неконтролируемости для этих императивных ситуаций менее значим, чем для двух предыдущих, по той причине, что проблема контроля над собственными действиями бывает актуальна лишь в особых, редких условиях.

Итак, ситуации произнесения юссива характеризуются ослабленным контролем по сравнению с императивом 2-го лица. По этой причине юссив во многих языках мира функционирует иначе, чем императив.

Одним из последствий ослабленной контролируемости ситуации является несколько иной круг значений, которые покрываются формой юссива  по сравнению с императивом. Так, исследователи финского языка отмечают, что форма императива 3-го лица не сочетается с маркерами смягчения побуждения, поскольку «в смягчении нет необходимости, если адресат отсутствует, и повелительный эффект формы 3-го лица не является столь же прямым, как при императиве 2-го лица; повеление к 3-му лицу чаще осмысляется как инструкция, рекомендация или желание» (Sulkala, Karjalainen 1992: 24). Ср. также мнение исследователя азербайджанского языка: «Повелительное наклонение, как известно, требует, главным образом, прямой и непосредственной связи между субъектом – приказывающим и исполнителем действия. Поэтому, когда действие в виде приказания адресуется к третьему лицу, непосредственность этой прямой связи несколько ослабевает, что приводит к превращению приказания в пожелание. Видимо, этим и вызвано частое употребление формы повелительного наклонения в 3-м лице в значении желания с оттенками благожелания, зложелания, проклятия и т.п.» (Рагимов 1966: 28).

Поскольку семантика юссива, по сравнению с императивом, сдвигается от выражения повеления к высказыванию желания о том, чтобы некоторая ситуация была реализована, то меняется и круг глаголов, которые могут иметь эту форму. Юссив, как правило, не накладывает столь жестких ограничений на семантический тип глагола, как императив (см. раздел 2).

Например, в тамильском языке большая часть неконтролируемых глаголов может иметь юссив, в то время как  форму императива они не имеют. Глагол дрожать не может быть употреблен в императиве (*nadungu ‘дрожи!’), между тем в юссиве он вполне уместен:

 

avan       kulir-le   nadungu-ttum        appa-ttaan   putti-varum[2]

he      cold-LOC    tremble-JUSS        then-only     learn.a.lesson-come

Let him tremble from cold, only then he will be taught a lesson

 

Сходные явления  - использование юссива со стативными глаголами - отмечены для амхарского (<эфиосемитский) (Leslau 1995: 349) и оромо (харар) (< кушитский) (Owens 1985: 79).

Более того, в некоторых языках употребление юссива не ограничено контекстом 3-го лица. В амхарском языке и в языке имонда (< папуасский) юссив может быть адресован собеседнику, причем семантика таких высказываний отлична от тех, в которых используется императив 2-го лица.

Амхарский юссив по отношению ко 2-му лицу выражает вежливое, уважительное побуждение:

 

yc-hid-u  (Leslau 1995: 351)

Go, please!, или Let him go, may he go!

 

Способность создавать такой прагматический эффект очевидным образом связана с тем, что областью употребления юссива являются неконтролируемые ситуации. Причины того, почему вежливое побуждение является одновременно слабо контролируемым, будут обсуждены ниже (раздел 6).

В языке имонда форма побуждения к 3-му лицу используется в контексте местоимений 2-го лица только с ограниченным кругом глаголов: умирать, падать, дрожать, скользить, гнить. Все эти глаголы являются неконтролируемыми и не могут образовывать обычного императива 2-го лица.

 

ne-m     iaha-i (Seiler 1985: 146)

2-GL     die-JUSS

Die!

 

Итак, ядром для категории юссива в некоторых языках является не столько лицо, которому адресовано побуждение, сколько семантический тип ситуаций (неконтролируемых или слабо контролируемых).

 

  1. ИМПЕРАТИВ БУДУЩЕГО ВРЕМЕНИ

 

Косвенным образом связана с контролируемостью ситуации еще одна модификация императива. В ряде языков существует так называемый императив будущего времени, или отложенный императив, который содержит указание на то, что прескрипция должна быть реализована не сразу после момента речи, а через некоторое время. В некоторых грамматических описаниях упоминается тот факт, что отложенный императив является одновременно способом смягчения повеления или создания эффекта вежливости. Так, в описании эвенкийского языка (< тунгусо-маньчжурский) утверждается, что замена обычного императива на императив будущего времени, как правило, приводит к смягчению императивной силы (Nedjalkov 1996: 19); в грамматике западногренландского языка (< эскимосский) упоминается маркер, который «переносит время реализации желаемого события в менее близкое будущее (и по этой причине может быть более вежливым)» (Fortescue 1984: 26). С другой стороны, в языке эпена педе (< чоко) вежливая форма императива «указывает на то, что действие следует выполнить когда-либо в будущем» (Harms 1994: 130). В монгольском языке существует императивная форма, которая описывается одними исследователями как отложенный императив, другими – как вежливый (ср. Poppe 1970; Кузьменков 1992).

Это явление так же может быть интерпретировано в терминах контроля. Высказывая побуждение к реализации действия немедленно после момента речи (и тем самым, скорее всего, на глазах у говорящего), говорящий в большей степени уверен в том, что его предписание будет выполнено. Реализация отложенного действия (выражаемого императивом будущего времени) представляется говорящему менее контролируемой.

Сходное явление наблюдается в корякском языке  (< чукотско-камчатский), где противопоставлены категорический и «проблематичный» императивы. Автор грамматики высказывает наблюдение относительно связи между этими категориями и наличием показателя длительности / однократности действия: «Чем длительнее должно быть действие, к выполнению которого говорящий побуждает кого-либо, тем более необходимо выразить значение проблематичности. Выражая побуждение к действию в категорической форме, говорящий как бы проектирует одномоментное действие…» (Жукова 1972: 244).[3]

 

  1. МЯГКИЙ VS КАТЕГОРИЧНЫЙ ИМПЕРАТИВ

 

Помимо, так сказать, «объективной» контролируемости, т.е. такой, которая представляется говорящему как присущая ситуации, для императивного высказывания имеют значение внутренние установки самого говорящего.

Побуждение может быть высказано с разной степенью категоричности. Говорящий приказывает или требует от собеседника осуществления некоторого действия, просит или предлагает. В основе этих различий лежит установка говорящего на более или менее жесткий контроль над ситуацией. Высказывая побуждение в категоричной форме, говорящий ведет себя так, как если бы у него не было сомнений в том, что его приказание будет выполнено. Мягкое побуждение, напротив, предоставляет адресату возможность не подчиниться.

В этом случае точнее было бы говорить не о контроле над ситуацией, а о контроле над адресатом. По словам А.Вежбицкой, «Различие между приказом и просьбой состоит в разных посылках: приказ содержит в своей глубинной структуре исходную посылку, что адресат должен сделать то, чего говорящий от него хочет; просьба содержит предположение, что адресат может как выполнить, так и не выполнить желание говорящего» (Wierzbicka 1972: 128).

Категоричность побуждения может быть грамматикализована в специальных формах категорического или, напротив, мягкого императива. Исследователь корякского языка, в котором имеется противопоставление категорического и «проблематичного» императивов, утверждает, что «говорящий употребляет категорическую форму побуждения потому, что нет оснований сомневаться в совершении действия (и надо внушить это собеседнику)» (Жукова 1972: 244). Тем самым, эффект категорического побуждения создается за счет того, что говорящий полностью лишает адресата права не подчиниться, представляя дело так, как если бы реализация прескрипции полностью зависела от его воли, т.е. была бы полностью контролируемой.

 

  1. ВЕЖЛИВЫЙ ИМПЕРАТИВ

 

С помощью семантического компонента ослабленный контроль может создаваться эффект вежливого побуждения, т.е. такого, которое адресовано лицу, находящемуся в социальной иерархии выше говорящего. Существование особого морфологического показателя в функции вежливого императива отмечено для многих языков мира (ава пит, эпена педе, ингушский, каннада, нивхский, монгольский и др.).

Нужно сказать, что категории вежливого и мягкого императива, как правило, смыкаются. Вежливое побуждение – это одновременно побуждение мягкое. И, напротив, с определенной долей уверенности можно утверждать, что в том случае, когда в языке нет специализированной формы для выражения вежливого императива, в соответствующих контекстах будет использована та форма, которая выражает мягкое побуждение. Заметим, что в грамматических описаниях языков мира соответствующая форма чаще квалифицируется как вежливый императив, чем как мягкий.

Так, в языке догон есть возможность образования вежливого императива (см. об этом Плунгян 1986). В этой функции используется конструкция вида ‘деепричастие глагола + императив глагола смотреть: слово, которое я тебе сказал, думать (деепр) смотри = советую подумать о том, что я тебе сказал. Значение этой конструкции можно описать как сочетание двух противоположных побуждений: к действию (подумай)  и к возможному отказу  от действия - смотри сам, думать или нет). Сообщая исполнителю о возможности отказа от действия, говорящий имеет в виду, что исполнение действия может быть связано с определенными препятствиями, и предоставляет окончательное решение вопроса своему партнеру. Эта форма имплицирует большую степень вежливости по отношению к исполнителю: эффект вежливости достигается в результате сознательного отказа говорящего вмешиваться в действия адресата или ограничивать свободу его выбора. Итак, прагматический эффект вежливого императива создается за счет того, что говорящий снимает контроль над выполнением действия[4].

 

Таким образом, представление говорящего о своей способности контролировать побуждение зависит от следующих параметров:

 

-                     от мнения говорящего о природе самой ситуации, то есть от того, может ли ее изменение зависеть от человеческой воли;

-                     от того, является ли адресат побуждения непосредственным участником коммуникативной ситуации (слушающим) или нет;

-                     от того, будет ли реализация прескрипции происходить непосредственно после момента речи или нет;

-                     от того, хочет ли говорящий предоставить адресату побуждения возможность не подчиниться или нет.

 

Литература

 

Гусев, В.Ю., 2000. Императив и смежные значения // Вторая зимняя типологическая школа. М.

Жукова, А.Н., 1972. Грамматика корякского языка. М.

Кибрик (ред.), в печати. Багвалинский язык. Грамматика. Тексты. Словари.

Кузьменков, Е.А., 1992. Императив в монгольском языке // Типология императивных конструкций. С.-П.

Плунгян, В.А., 2000. Общая морфология. М.

Плунгян, В.А., 1990. Материалы к описанию императива в языке догон // Л.А.Бирюлин, В.С. Храковский, ред. Функционально-типологические аспекты анализа императива. М. ч. I, стр. 36-40.

Рагимов, М.Ш., 1966. История формирования наклонений глагола в азербайджанском языке. АДД. Баку.

Храковский, В.С., Володин, А.П., 1986. Семантика и типология императива  Русский императив. Л.

Bauer, Winifred, 1993. Maori. London: Routledge.

Borgman, Donald M., 1990. Sanuma. In: Desmond C. Derbyshire & Geoffrey K. Pullum (eds). Handbook of Amazonian Languages, vol. 2. Berlin & New York: Mouton de Gruyter, pp.15-248.

  1. Bybee, R. Perkins, W. Pagliuсa, 1994. The evolution of grammar: tense, aspect, and modality in the languages of the world. University of Chikago Press.

Carlson, Robert, 1994. A Grammar of Supyire. Berlin & New York: Mouton de Gruyter.

Chapman, Shirley, and Desmond C. Derbyshire, 1990. Paumari. In Desmond C. Derbyshire and Geoffrey K. Pullum, eds., Handbook o-f Amazonian Languages, Vol. 3, pp. 161‑352. Berlin: Mouton de Gruyter.

Dahlstrom, Amy, 1991. Plains Cree Morphosyntax. New York & London: Garland Publishing. (= Outstanding Dissertations in Linguistics).

Day, Christopher, 1973. The Jacaltec Language.   Indiana University Publications, Language Science Monogrphs 12. Bloomington: Indiana University.

Fortescue, M., 1984. West Greenlandic. Croom Helm Descriptive Grammars. Dover, New Hampshire: Croom Helm.

Harms, Philip Lee, 1994. Epena Pedee Syntax. Studies in the Languages of Colombia 4. Summer Institute of Linguistics.

Hopper, Paul & Sandra Thompson. Transitivity in grammar and discourse. Language 56. 2:251-299

Leslau, Wolf, 1995. Reference Grammar of Amharic. Wiesbaden: Harrassowitz.

Lindenfeld, Jacqueline, 1973. Yaqui Syntax. Berkeley, Los Angeles & London: University of California Press.

Merlan, Francesca, 1994. Wardaman. Berlin: Mouton de Gruyter.

Nedjalkov, Igor, 1996. Evenki. London: Routledge.

Jonathan Owens, 1985. A Grammar of Harar Oromo. Helmut Buske Verlag Hamburg.

Poppe, Nicholas N., 1970. Mongolian Language Handbook Series, Volume 4. Washington: The Center for Applied Linguistics.

J.M.Sadock, A.M.Zwicky, 1985. Speech acts distinctions in syntax // Language typology and syntactic description. Ed. By T.Shopen. Cambridge University Press.

Schachter, Paul, Fe T. Otanes, 1983. Tagalog Reference Grammar. Berkeley: University of California Press.

Schafer, Emily. Imperatives in Luo. http://www.owlnet.rice.edu/~ling215/Luo/imperatives.html

Schiffman, Harold F., 1983. A reference grammar of spoken Kannada. Seattle & London: University of Washington Press.

Seiler, W., 1985. Imonda, a Papuan Language. Pacific Linguistics.

Sneddon, James Neil, 1996. Indonesian: A Comprehensive Grammar. London & New York: Routledge.

Sridhar, S.N., 1990. Kannada. London & New York: Routledge. (= Routledge Descriptive Grammars).

Sulkala, Helena, Karjalainen, Merja. 1992. Finnish. London: Routledge.

Helma van den Berg, 1995. A grammar of Hunzib. Lincom Europa.

Wierzbicka, А., 1972. Semantic primitives.

 

[1] «Локутивная модальность» - термин, предложенный В.А.Плунгяном как перевод английского термина “speaker-oriented”, используемого Дж.Байби (Bybee, Perkins, Pagliuca 1994).

[2] Пример предоставлен доктором Умарани.

[3] Стоит упоминания еще одна разновидность императива, значение которой также может содержать компонент ослабленного контроля: побуждение к реализации действия, которая должна происходить не на глазах у говорящего (так называемый дистантный императив). Эта малоисследованная разновидность императива обнаруживается, например, в языках барасано (< тукано) и ика (< чибча).

[4] Заметим, что это не единственный способ создать эффект вежливого побуждения. Так, в некоторых языках вежливость создается с помощью предложения выполнить действие не в полном его объеме (ср. русское Присядьте вместо Сядьте).